Он любил читать стихи, и это у него выходило так, что сразу же хотелось подняться и идти маршевым строем прямиком в светлое будущее. Но сейчас он читал именно для неё, Агани. И выходило так, что редкие осенние звёзды зрели цветистее, и были они: и костёр, и люди вокруг, и те двое там, на реке, и она, кому-то нужны, коли зажглись, зажили.
— А ты стихи не сочиняешь, случаем? — спросил он. И добавил вдруг так, как с ней прежде говаривал только Бобков, тоном полушутливым, полусерьезным: — Мне кажется, у тебя должно получиться — стихи сочинять!
Для начальника крупной партии было странным уделять столько внимания рядовой коллекторше. И люди незлобливо переглядывались, кто-то даже подшутил, смотри, мол, Григорий Хаимович известный сердцеед. Но она-то знала, что это у него от того, что кружат их мысли в едином омуте.
Пели двое в водовороте средь играющих рыб уже озоровое. Да ему и весело было. Ничего иного он и не искал для своей судьбы, и не желал. А стремился сюда, в пороги, в омут, в неистовое речное движение с той поры, как себя помнил — как услышал про Христов камень, так всё это и примнилось. Знал, что отправиться за своим Христовым камнем, когда с котомкой уходил из деревни, приезжал в громадный город, носящий имя самого Ленина. Когда умирал: на войне, в плену, в концлагере, в побеге — звали его эти неведомые тогда места, и зов этот помогал ему выжить! И наконец-то он пришел сюда, он был почти у цели, вместе с дивной женщиной, смелой, сильной и неразгаданной, как эта река. И не могла природа так просто, легко пропустить их, они должны были сражаться, доказать ей право своё! И только язвенная болезнь стреляла вдруг темью в глаза: он чуть приседал. Но бьющие, цепляющиеся за конец весла щуки, подбавляли бойцовской злости, напоминая об опасности.
— Не бывать вашему пиру, волки вы водяные!
Она принадлежала к среде, изначально искривлённой доглядом. Вот призналась, что была замужем за Марком Ярушевым. Но как она за него вышла? По политическому обвинению он три года отбыл в лагере. Вдруг его выпустили. И один ответственный работник, в тёплом дружеском разговоре мягко предложил ей присмотреться, помочь выйти на верную дорогу другу её детства. И она согласилась: ей это показалось замечательным — помочь человеку, пожертвовать собой, своей ещё не обретённой любовью. Так они поженились. Марк получил интересную работу, и с настораживающей скоростью стал продвигаться по служебной лестнице. Его назначили одним из руководителей геологической структуры, куда попасть даже в качестве рядового сотрудника можно было только через серьезные проверки, фильтрацию. Она стала остро ощущать этот догляд. И предложила Марку развестись, тем более, что он уже и не нуждался в её помощи. Ей хотелось работать и… любить. При всех похвалах, при всём обилии комплиментов, она не была уверена, что являет из себя талантливого ученого. По большому счёту, для неё это не имело решающего значения. Но одно несомненное редкое качество она за собой знала: видеть и ценить талантливых людей. И именно это свойство было ей не безразлично. И наконец — догляд, напыщенная серьёзность отчетов, фиктивное соавторство научных рефератов — всё осталось там, где-то, не имело никакого значения, как на самом деле не имело никогда значения для неё. Здесь — всё было настоящим. Десятилетие она занималась поиском коренного месторождения самого ценного, самого твердого минерала. Андрей Бобков — был подлинным «коренным месторождением». Нёс в себе бесценный, неодолимый талант. Он шёл к цели, и она была рядом с ним. Она открывала его, а он для неё открывал самую жизнь.
Ночью, во сне, Аганя ясно услышала как там, над вращающимися водами реки, свербящие голоса абаасы начали утихать, уползать змеями в расщелены и пещеры. Замолчал и Андрей, прислушиваясь, показывая рукой Елене, чтобы она продолжала. И так же чудно полился в ночной тиши над рекой светлый колыбельный распев её.
Плот выщелкнуло из омута, словно звено цепи из кольца. И он поплыл, поплыл себе дальше, легко, спокойно, будто тыкался по дому в потёмках человек, метался, а потом открыл дверь, вышел — и куда как проще! Двое приобнялись счастливо, но уже не спешили радоваться — тешиться радостью, — дабы не нарушать единого дыхания с рекой, не забывая, что они здесь гости.
Аганя, — с утра вновь явил внимание к коллекторше начальник.
Отвел за локоток в сторонку. Посмотрел прямо, из-подлобъя. Черная крутая прядь свисала на его лоб. Аганя даже немножко испугалась.