Глава вторая
История астролога Жасмин:
Таверна, наполненная людьми, и благоухающая тяжелыми ароматами еды, пряностей, вина и пота, гудела ровным монотонным шумом, в который сливались негромкие неспешные разговоры, и звяканье посуды.
Просторное помещение, с темными деревянными столами, за многие года существования заведения отполированными до блеска локтями посетителей, освещалось солнечными лучами, заливавшими его сквозь большие окна — днем смоляные светильники — лампады не зажигали. Клиенты процветающего заведения были, в основном, приличные: купцы, погонщики и охранники из проходящих караванов, делающих остановку в небольшом селении, расположенном на торговом пути. Ибо в данной таверне не предлагалось никаких увеселений, кроме вкусной еды, и всяким сомнительным личностям тут делать нечего. Тем более, шумные ссоры и драки в ней запрещены.
Для Жасмин, восьмилетней, крепенькой кудрявой девочки с большими карими глазами, дочери хозяев заведения, эти люди, звуки и запахи, были знакомы и привычны. Она ловко лавировала между посетителями, собирая использованную посуду, и протирая столы.
— Милая! — услышала Жасмин, и оглянулась. К ней обращалась женщина в светлой тунике — балахоне, сидевшая в одиночестве, в стороне от компании с каравана, с которым, несомненно, и прибыла — других обозов на стоянку не заявлялось.
Девочка перестала тереть стол, подбежала к клиентке, и замерла перед нею, готовясь выслушать, и выполнить, заказ. Но женщина не спешила, внимательно разглядывая девочку. А Жасмин рассматривала ее. Клиентке на вид лет сорок, она слегка полновата, и, несомненно, состоятельна, хотя и одета весьма скромно. На положение и достаток указывали: особое достоинство, которое для простого люда недостижимо, ухоженное лицо без морщин, и нежные руки; белая, совершенно не загорелая кожа; удерживаемые серебряным обручем длинные густые блестящие волосы, с прядками седины, струящиеся по спине густым потоком; и одежда, простая и скромная, но сшитая из дорогой ткани.
Из украшений на женщине были только обруч и простенький кулон, в виде луны, на цепочке, висящей на шее.
— Как тебя зовут? — наконец, спросила клиентка.
— Жасмин, сударыня! — ответила девочка, присев в легком поклоне — правилам этикета она была обучена.
— Эсмина! — повторила женщина на восточный манер, из чему Жасмин сделала вывод, что клиентка прибыла или с Великой Пустыни, или с гор Кантис.
— А меня Нимейя! — произнесла кантийка, удивив девочку — зачем ей знать имя клиентки?
— Принеси мне розового чая! — попросила Нимейя, положила на стол серебряную монетку, и добавила — И позови своих родителей! Мне нужно с ними поговорить!
Жасмин кивнула, забрала денежку, и побежала на кухню, где сообщила отцу, худому человеку, обнаженному из — за жары по пояс, мешающему что — то в большой кастрюле на плите, и маме, раскатывающей тесто, что клиентка потребовала розовый чай.
— А еще, она просила, что бы вы к ней вышли! — сообщила девочка, отдала матери монету, и принялась делать напиток — это она умела.
— Чем она недовольна? — нахмурился отец, на что Жасмин пожала плечами — она не знала.
Отец вытер полотенцем пот, надел рубашку, и вышел в зал.
Когда девочка принесла заказ, то обнаружила, что папа сидит рядом с клиенткой, и они что — то обсуждают. Жасмин услышала фразу отца:
— Астрологи навсегда покидают свои семьи! Мы никогда с ней не увидимся!
Девочка поставила чай на столик, и хотела уйти, но Нимейя произнесла:
— Эсмина, присядь! — и показала на соседний стул. Девочка вопросительно посмотрела на отца, тот кивнул, и сказал клиентке:
— Пойду жене скажу! Пусть она решает!
С какой — то тоской взглянул на дочку, погладил по голове, и ушел.
Когда Жасмин села, Нимейя спросила:
— Говорят, ты видишь вещие сны. Это правда?
— Иногда! — ответила девочка.
— Я из Храма Небесных Врат. Слышала о нем?
— Вы астролог? — подумав, спросила Жасмин.
— Да! — кивнула Немейя — Жрица храма. И специально приехала посмотреть на тебя!
— Правда? — удивилась девочка.
Женщина опять кивнула, и спросила:
— Ты хочешь быть астрологом?
— Нет! — ответила девочка.
Что она хочет быть танцовщицей, Жасмин говорить не стала. Мама утверждала, что это недостойное занятие, и девочка о своей мечте больше не упоминала ни кому, тем более чужим.
Как раз появившаяся в зале, мать слышала последние фразы Нимейи и Жасмин, и, подойдя к столику жрицы, сразу сказала:
— Хочет она, хочет!