Однорукий, глядя на этого воина, родом из древности, где миф правил над реальностью, не раз задавался вопросом о том, действительно ли был такой человек как Азриэль Чёрный Дракон? А если и был, то человеком или демоном в человеческом обличии? Время стёрло недостатки этого человека, стёрло его прошлое, вместо этого оставив только героический миф о том, как Азриэль остановил Четырёх Всадников Апокалипсиса и запечатал все Врата Ада. По легендам, он выковал свой Шторм с помощью силы Четырёх Архангелов, и божья благодать расплавила Древнее Серебро, а сам Азриэль ковал металл семь дней и семь ночей. Он разбил не один кузнецкий молот, выпарил не один десяток бочек с водой, а температура в кузнице стояла такая, что даже демоны, тянущие руки в Азриэлю, сгорали заживо. И вот, когда древний герой выковал свой легендарный меч, то ни один демон, ни одно существо со злом внутри, не могло противостоять жгучей благодати Шторма. И, с помощью своей чудовищной силы, веры в Высшее Благо, Азриэль сражался с демонами сорок дней и сорок ночей, пока не запечатал все Врата и не положил конец такому событию, как Буря Огней.
А потом этот засранец ещё нашёл в себе силы остановить Всадников. Впрочем, это уже совсем другая история.
Храм тоже, как считал Однорукий, соответствовал своему господину. Огромный сводчатый купол мог вместить под собой почти семь тысяч человек и сейчас он был забит почти полностью. Инкрустированный золотом и серебром, он то и дело прорезался хороводом из драгоценной мозаики, с помощью которой мастера изображали святых: Иисус Христос, Дева Мария, ангелы и архангелы, лики и престолы. Спуская свои золотые и серебряные пальцы вниз, церковь богатела и цвела. Купол удерживали восемь узорчатых, расписанных золотом и разноцветной радугой драгоценных камней гранитные столбы, изукрашенные декоративными трещинами. Здесь смешивался стиль барокко, готики, архитектуры эпохи Возрождения. Резные узоры, картины, гобелены, застилали собой всё пространство церкви Святого Азриэля, разукрашенные в золото и цвета драгоценности. Шесть арок, поддерживаемых столбами, были также обрамлены чистым и древним золотом, а с мозаичных окон цепью спускались хороводы люстр, что горели яркими огнями.
Сидений или лавок здесь не было — большая площадь, отделённая широким и высоким иконостасом, простирающем свои руки до самого потолка. Иконы сохранили за собой только название — в действительности за статуей Азриэля располагались меньшие по размеру, но не по тщательности своей проработки изваяния богоподобных существ. Азриэль держал свой Шторм в одной руке, протягивая его лезвие вперёд, так, чтобы каждый входящий мог видеть величие и могущество древнего героя. От тела, облачённого в латы, летели ангелы, с крыльями, белыми, как сам снег, выступая своими формами из стены. Чем выше Однорукий поднимал голову, тем больше различал ангелов, святых, а в самом центре иконостаса из изваяний блестел своим гротеском расписной крест, отлитый из чистого серебра и размером был, не меньше, чем клинок Азриэля. Всё это чудо архитектурной мысли проступало из стены, протягиваясь из мира иного в реальность, перемежаясь с классическими иконами, обрамлёнными золотой рамкой.
За неимением сидений, люди толпились подле вырезанной мраморной лестницы, которую ограждали змеёй идущие серебряные цепи. Посередине, там, где цепи образовывали ворота, стояли два бугая, позволявшие проходить только священнослужителям, что участвовали в сегодняшнем ритуале Возрождения.
Несмотря на чудовищное количество человек, в котором Однорукий боялся утонуть и не всплыть, все вели себя культурно и тихо. Шепотки, конечно, слышались и тут, и там, однако тишина одеялом окутала всех присутствовавших. Согласно ритуалу Возрождения, на церемонии могли присутствовать все — простые горожане, нищие, аристократы и инквизиторы, ведь Господь любит всех своих детей и в священном месте каждый забывает о своём положении и достижении, склоняя голову перед Всевышним. Однако даже в таком месте, как в храме Святого Азриэля, люди разбились кучками и старались держаться друг от друга подальше. Больше всего, конечно, было юных, совсем зелёных крестоносцев — молокососов, которые и своего первого демона-то не убили. Но присутствовать такие должны, чтобы не забывать, как упорная служба в Инквизиции впоследствии награждается. Гораздо меньше было горожан и богачей — они толпились ближе к середине храма, а кто-то пробрался и прямо к оградным цепям, но больше всего было попрошаек и нищих, которые сновали у входа в храм. Охрана то и дело выпроваживала очередного наглеца, пока тот кричал о несправедливости и жестокости этого мира.