Виктор почувствовал, как слёзы идут по его щекам. Он хотел прямо сейчас встать и побежать домой, в тёплую, уютную кровать или броситься в объятья матери, которая всегда готовила что-то вкусное и норовила кормить сына, даже когда тот категорически отказывался, но всегда поддавался на её тёплые уговоры. Виктор хотел обнять свою младшую сестру, которая везде ходила за ним следом. Помнится, что однажды она увязалась за старшим братом, когда тот пошёл на свой первый турнир по шахматам. Победил он его только потому, что она была рядом и поддерживала его.
— Но теперь ничего нет, — горько проговорил Виктор сам себе, вглядываясь в стену, изукрашенную сотней слоёв граффити. — Теперь я остался один…
Эта мысль, озвученная вслух, кинжалом, вонзилась в его сердце. Он снова задрожал.
— Я не могу, — он со злости схватил свой клинок и приложил к своей шее, — мама, папа, Анюта, я не могу… быть сильным…
Тонкие струйки крови пошли по шее. Слёзы текли ручьём.
— Эй, щенок, — послышался хриплый старческий голос. — Что это у тебя за блестяшка?
Он мгновенно обернулся. Перед ним стоял старый, горбатый мужчина, на вид лет пятидесяти, с растрёпанной короткой бородой и жидкими чёрными волосами. Глаза его горели красным.
— Ты меня, щенок, не услышал? — прошипел старик ещё раз. — Ты, что, сука, из охотников, да?
Парень, дрожа всем телом, приподнялся. Он хотел было что-то сказать, но только хриплый, почти пустой звук вырвался из его горла.
Незнакомец ухмыльнулся, ощетинился пастью белых клыков.
— Ч-что… вы хотите?
— Чтоб вы все сдохли — прохрипел старик и тут же впился пальцами в горло Виктору. Тонкие коготки проникли в кожу юноши, пустив кровь.
— Знаешь, что мне в вас не нравится, щенок? — говорил будто не один человек. К противному старческому хрипу примешались незнакомые частоты. Крошечные глаза старика наливались кровью. — Вы слишком много о себе думаете. Шляетесь по нашим местам, пьёте наше пойло, а потом испепеляете нас в труху. Знаешь, что? Знаешь?
Виктор хрипел, пытаясь набрать побольше воздуха. Он знал, что может взмахнуть клинком и попытаться отрезать нападавшему руки. Но странный холод останавливал его.
«Вдруг это — лучший конец? — взгляд его тух, отмечая только то, как уродливо изменяются черты старика. — Может…»
— Эй ты, отпусти его!
Старик вдруг взвизгнул, выпустив жертву из цепкой хватки, отскочил и припал на четвереньки.
Парень скользнул по стене и плюхнулся в гору мусора. Белое Пламя до сих пор было в его руках.
— Пошёл вон, чёртово отродье, — гордо прогрохотал неизвестный спаситель, облачённый в чёрный китель, украшенный скрещёнными в Святой Крест клинками. — Прочь, пока я не прирезал тебя.
Инквизитор выкинул два клинка. Лицо его было скрыто под маской, но серые глаза сверкали во тьме переулка.
— Ублюдки, — проворчал старик и бросился на охотника, — сгною!
Молниеносный рывок. Взмах клинками. Шипение одержимого.
— Ха! Жалкая нечисть, да ты даже коснуться меня не сможешь!
Старик ухмыльнулся, изломил своё тело и ощерился несколькими рядами бритвенно острых клыков.
Охотник умело отразил несколько выпадов, резанул по рукам и ногам монстра, отчего тот нелепо завалился на землю. Инквизитор поправил длинные, вьющиеся серебром волосы и гордо поставил ногу на тварь, которая еще билась в адских конвульсиях.
— Моё имя — Калеб и ты…
Браваду охотника прервал рык. Из отсечённых мест твари возникли паучьи лапы, и получеловек-полунасекомое вгрызся охотнику в ногу, запустив свои когти как можно глубже ему в плоть.
Чёрный китель завизжал, попытался ударить клинками, но его рука тут же покрылась водянистыми волдырями.
— Ублюдок!
Тварь вцепилась в тело, пронзила жертву когтями, оставляя их в теле и отращивая новые. Скоро охотник напоминал подушку для игл. Из глубоких ран сочилась густая чёрная кровь. Тварь выпустила чудовищно острые клыки, в мгновение пробила охотнику горло. Вдруг одержимый взвизгнул, забился в конвульсиях, взревел и бросился на землю. Из тела его шли испарины, как от кислоты, пролитой на пластик. Тварь попыталась вынуть освящённый крест из горла, но только ещё глубже вбила его внутрь.
Калеб ещё стоял, обняв руками шею и опустевшим взглядом буравя Виктора. Тот испугано сжимал свой клинок.
— Почему?