Подавшись вперед, Клео приобняла мужа. Ей хотелось сказать то, что яростно билось внутри, выплеснуть чувства, с жадностью ждавшие своего времени. Но вместо этого с языка сорвались другие слова, не такие нежные, но правильные и справедливые.
— Золотой обод, что носят властители – насмешливый и горький символ вечной шаткости империй и удела человеческого. Надевая его, они лишаются самого главного – человечности. В погоне за благами и величием короли забывают, что служат народу, а не угождают собственным амбициям. Они забывают все на свете, умножая богатства и не замечая, как разрушают себя и свой народ. В соседях они видят демонов, но способ, который выбирают для борьбы с ними, такой же демонический. Это война демонов против демонов. Впрочем, так можно сказать про любую войну. Ибо святости война неведома. Ты не они, Вильгельм. Смотрясь в зеркало, ты всегда должен видеть человека, выполняющего священный долг, который возложил на тебя твой народ. У твоего отца своя роль в этом мире. Ты же должен следовать по пути, что подсказывает тебе... — арцарка накрыла рукой то место на груди, где билось сердце. — В твоей жизни будет немало светлых, радостных страниц, но прочие будут нести на себе красные следы крови и черные – смерти. Живи с этим и принеси Эймоуру лучшую жизнь или отступи в тень побежденным.
Вильгельм ничего не ответил. Вместо этого он долго вглядывался в лицо жены, укрытое полумраком, а после с жадностью припал к ее губам, целуя их и кусая. Его руки блуждали по ее телу, гладили спину, отыскивая застежки, завязки – все, что открыло бы доступ к ее обнаженному телу. Клео чувствовала его желание сквозь тонкую шелковую ткань, ощущала, как ему хотелось овладеть ею здесь и сейчас, задрать ее юбки, повалить на кровать и заняться любовью, а потом сделать это снова. Так он и поступил. Комнату пронзил громкий треск – платье было безнадежно испорчено, но Вильгельм и не думал останавливаться. Разорвав лиф, он сжал ладонью ее грудь, зажав между пальцами торчащий сосок, срывая с губ жены тихий стон. В эти минуты они походили на двух диких зверей, изголодавшихся по первобытной страсти, забывая об осторожности и правильности. Не существовало ничего кроме них самих и безумного желания, охватившего разгоряченные тела. С каждым новым толчком, с каждым стоном и криком уходило отчаяние, тоска и боль. Вильгельм отдавался без остатка, а Клеомена самозабвенно принимала все в себя, освобождая мужа от тяготившей его ноши. Мир сузился до размеров спальни, а после взорвался в ослепительном блеске мириадов звезд. Супруги так и лежали на теплых шкурах, их тела переплелись так плотно, будто бы являлись продолжением друг друга. Красные блики резвились на обнаженной груди Клеомены. Вильгельм не раздевался.
АМЕЛИЯ
Отпылал чарующий закат. Одна за другой потускнели яркие торжественные краски небес – немых свидетелей печали ушедшего дня, гибнущего в перламутровых водах бескрайнего озера, и средь сгущающейся плотной синевы начали проступать искорки первых звезд – мрачных и молчаливых спутников бархатной ночи. У неба свои радости, и своя скорбь – медленная и неумолимая. Вечная и кружащаяся в одном и том же танце. За закатом следует восход, который неуклонно найдет свою погибель, чтобы вновь возродиться и засиять. Небу все равно на то, что творится под ним. Далекий гул и шум великого празднества не тревожат его покоя... страдания людские занимают его не меньше, чем самих людей интересует суетная жизнь жуков, ползающих в высокой траве.
Небо равнодушно, высокомерно и холодно. Оно живет в довольстве собственной непоколебимой властью, с величием которой не сравнится ни один из смертных королей.
«Но если небо – жилище богов, то разве эти боги могут быть более благосклонны?».
Амелия знала ответ, глядя в высь без тени мольбы, представляла себе каменные безучастные лица идолов, взирающих на нее с мерцающих звезд. Чуждые. Насмешливые. Южные...
Боги ее Эллайдских предков были иными, их корни врастали глубоко в землю, и их лики глядели с теплотой... с пониманием. Но асгардские боги больше не властвуют в этих землях.
Она сидела в одиночестве на мокрой от росы траве, что щекотала исцарапанные локти. Легкий теплый ветерок с запахами пресной воды и песка у самого берега нежно целовал ее пылающие щеки, играл с непослушными прядями красных волос, вырывая их из тугих кос. Тонкие пальцы невесомо касались нежных голубых лепестков золотых роз, увядающих на ее коленях.