- Даже ночью жизнь не умолкает в дворце. В этом вся прелесть Вайелтейла, - с улыбкой говорит Юстас.
- Вам не нравится Вефрид? - вскидывает брови Арес, искусно разрезая лимонное пирожное на серебристом блюде, в отражении которого блестит его задумчивое лицо.
- Разве может понравиться место, где люди не вольны делать, что хотят? - с намеком говорит Юстас. Это правда. Люди здесь злые и напуганные, как поговаривают, всего несколько дней назад король приказал отрубить одному из просителей причиндалы за то, что он обрюхатил жену. Бедняга просил пару рабочих рук помочь восстановить на его землях убитый пожаром урожай. Утор объяснил свои действия тем, что если бы рабочий занимался землями, а не женой, то мог бы спасти урожай.
- Разве может понравиться место, где люди не вольны делать, что хотят?
- Слишком большая вольность бывает губительна, - парирует Арес, обезоруживающе улыбаясь, Клер же видит, как рука Юстаса под столом сжимается в кулак. Запах жареного пропитывает разговор. Ее сердце бьется сильнее, пробивая стенки ребер болью. Слабость жидким маслом разливается по конечностям, Клер заходится кашлем, и этого достаточно, чтобы Юстас по крайней мере, прикрыл свое презрение легкой улыбкой.
- Ваша милость не сочтет за наглость, если я попрошу сыграть что-нибудь веселое и непринужденное? - Хищность, наконец, высыхает в Юстасе.
- Если моя леди также одобрит это, - лучится уступчивостью Арес. Клер кивает, и он берет изгибистый и тонкий, как его пальцы, инструмент, легко проходясь по музыкальным нитям. Зыбкая, тающая на слуху и плавящаяся мелодия покатывается по залу.
Лира как будто поет обо всем на свете, что близко и знакомо каждому - о первом крике ребенка, о доме, о заботе матери... о танцах в пустынных паллатах, перепеве птиц в садах...
В поле ее зрения оказывается широкая ладонь Юстаса. Клер словно пробуждается, улавливая тигриные глаза брата, стоящего в приглашающем жесте и чуть склонившегося рядом. Его улыбка мягкая, кончики губ слегка подернуты теплотой. И все-таки ей думается, что его приглашение на танец очередной способ обозлить Ареса. Но кем она будет, если посрамит родную кровь отказом?
В его взгляде скрывается больше обещания и любви, чем в аметисте глаз принца. Её легкие юбки шелестят в темном желании, когда руки Юстаса скользят по бедрам. Клер думает, что силы непременно покинут ее, кашель рвется из горла, но когда размыкает губы, с них слетает не шаркающая мокрота, а звенящий смех. Юстас не смеется, его глаза говорят больше, внимательные и чуткие.
Шелка шафрановой рекой разливаются вихрами в воздухе, а брат прижимает ее все теснее, улыбка его становится острее, кончики уст - наконечниками копья. Наконец, он и сам начинает хохотать, его смех обволакивает её смех, сливаясь с ним воедино в оглушительный, скользящий змеей по залу.
Музыка слишком грустная и сложная для забав, и лишь потом Клер замечает, что мелодия и вовсе стихла. Её улыбка в недоумении тускнеет, брат замечает это и вместе с ней оборачивается к Аресу.
Принц глядит на них отстраненно и завороженно, как охотник, любующийся естественной природой. В его взгляде нечто извечное, что оседает на страницах книг, и мучает вопросами о жизни все умы без исключения. Кларисса представляет, как глупо она сейчас выглядит, и спешно отстраняется от брата.
- Танец невозможно выветрить из крови Вайелтейцов, - улыбается Юстас, крутя меж пальцами клубнику с блюда и кладя в рот. Арес смотрит лишь на Клер.
- Вы вместе прекрасно смотритесь, - недвусмысленно выносит принц.
- Нет, - отрезает Клер, - Вовсе нет! Арес, не воображай того чего нет!
- Тогда наверное ты не против потанцевать со мной!
- Разумеется нет.
Он протягивает руку, и Клер идёт ему на встречу. Музыканты начали играть какуюто скучную музыку если честно. И Клер с Аресом танцевали медленно, что очень не вовремя.
- Ты ревнуешь? - неожиданно для себя, спросила Клер.
- К кому? К твоему брату?- совершенно спокойно спросил Арес.
- Да!
- А стоит?
- Нет!
- Тогда будем считать, что я не заметил того, что он пытался сделать своей рукой под твоим платьем.
АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ* ЛАРЕЦ ЧЁРНЫХ СЕРДЕЦ
Е Й В Е Й Л И Я
Ранее чистое небо окрасилось темно-красными оттенками. Оно тревожно вздрагивало, светилось, переливалось багряными тонами, отражая отблески потухших пожаров и вспыхнувшую огненно-красной искрой жестокость, несущую за собой череду непрекращающихся смертей невинных людей от рук Кислийцов. Во главе этой огромной армии сидела кудрявая женщина немыслемой красоты. Ева и Кая прятались за горой мёртвых тел, и выжидая, когда войско пойдут в путь, и девушки смогут пойти дальше на юг.