Мы вышли во двор маскарада. Он все еще был наполовину разрушен, но возвращался к своему первоначальному виду. Вален помог восстановить бо́льшую часть того, что разломал во время битвы. Никлас решил, что хочет оставить стены Валена вокруг Гнезда Фалькинов.
– Так мы чужакам кажемся страшнее. Как будто мы треклятая крепость, с которой не стоит шутить, – сказал он.
Я подвел Малин к сиденью во главе двора.
Она прикусила нижнюю губу, пряча улыбку:
– Ты выглядишь напряженным, Кейз. Расслабься.
Я прижался поцелуем к костяшкам ее пальцев, наклоняясь ближе.
– Я никогда не привыкну к тому, что столько чертовых людей кланяются мне или пялятся на меня.
– Ну так продолжай их пугать – может, и перестанут.
– Мне нравится этот твой план. – Я уселся рядом с ней на вычурный стул с мягкой обивкой, ссутулился и навряд ли выглядел по-королевски, когда в центр двора вышел Бракен. – Думаю, так я и поступлю, жена.
Королеву Астрид после недели, проведенной в путах и под охраной в нашем лагере, вернули во дворец.
Она была грязной, но все равно задрала подбородок, когда ее сын приблизился.
– Сын мой. Ты хорошо сражался. Однако сдается мне, что большая часть заслуг принадлежит твоей команде.
– Уверяю тебя, их вознаградят. – Бракен цокнул языком. – Ты и сама была весьма страшна. Хотя и схитрила, сжульничала, захватив меня еще прежде, чем мы вообще покинули Юг.
Астрид отбросила волосы с плеча:
– Урок, сын мой. Будь быстрее своего врага.
– Урок, который я непременно запомню.
Мгновение спустя Королева Астрид опустилась на колени.
– По нашим законам я была побеждена в схватке за трон. Я добровольно отрекаюсь от своего титула Верховной Королевы в пользу моего сына и наследника, Бракена… Верховного Короля Двора Сердец. Никто не посмеет бросить ему вызов, согласно нашим законам, по меньшей мере дюжину лет.
Фейри опустились на колени. Они восхваляли своего нового короля. Мне никогда не понять, как эти правители могут сражаться в битвах так, словно кровопролитие ничего не значило, покуда ты победитель.
Бракен поднял руки, и его народ радостно закричал.
Я не отрывал глаз от Астрид. Она улыбалась. Назвала своего сына королем, но в ней был страх. Темный секрет, который она прятала за улыбкой.
Рука на колене сжалась в кулак. Я про себя пометил королеву Юга. За ней нужно следить с расстояния. Если она попытается уничтожить нашего нового союзника либо вновь принесет хаос в наше королевство, то я ее прикончу.
Малин смеялась вместе с большинством людей, когда Бракен начал назначать наказания тем воинам, кто сражался на стороне его матери.
Кому-то, например, пятьдесят лет еда будет казаться кислой. Они будут ронять свои мечи всякий раз, как попытаются ими взмахнуть. Кто-то не сможет отрастить бороду или же будет неспособен удовлетворить любовницу. Все это запечатывалось заклятьем, которое произносил морщинистый фейри со снежно-белой бородой по пояс.
– Этим утром мне сообщили, – объявил Бракен двору, – одну удивительную новость, которая определенно укрепит новую связь между нашими королевствами. Моя кузина, Эрика, приняла руку Принца Гуннара. Я безо всяких колебаний даю свое благословение их союзу, но что скажет его семья?
Херья и Хаген встали. Лайла вновь вернулась к родителям, как и Вон к Луке с Дагни, а брошенный мальчик-фейри – к Солу и Тору.
Юная принцесса уже приняла на себя заботы о Дэйне и Метте вне себя от радости, что теперь она старшая сестра. Она выпустила их маленькие ручки, когда Хаген поднял ее и прошептал ей что-то на ухо.
Мгновение спустя она улыбнулась Бракену, показав все зубы.
– Мы даем свое благословение!
Толпа заревела. Гуннар сидел рядом с родителями, его лицо покраснело, но он привлек к себе Эрику, поцеловав шрам на ее щеке.
– Это – исторический альянс. Союз трех королевств, – сказал Бракен. – Принц, родом одновременно с Востока и Севера, и принцесса с Юга. Такие узы и позволят нам жить в мире, такие узы сделают нас сильными.
У меня челюсть отвисла. Малин в тот же миг посмотрела на меня. Мы оба рассмеялись.
– Она всю дорогу была права, – сказала Малин. – Эрика станет ключом к объединению трех королевств.
Ее непоследовательные, дикие пророчества были не пустой болтовней. Я все еще считал, что она в половине случаев не сознавала, что именно говорит, но она любила Гуннара Штрома. Это я знал. А только это и имело значение, наверное.