А было и впрямь безнадежно.
Я не ощущал столь отчаянного уныния с того дня, как меня еще мальчиком забрали в Черный Дворец. Руины охраняли сотни Южных фейри мерзкого вида. Массивные великаны-етуны с квадратными зубами и дубинками вместо мечей. Тощие фейри с клыками и драными крыльями. Народ троллей, способный разрыть землю у нас под ногами. Фейри-пикси, умеющие затуманивать разум и захватывать наши чувства своими иллюзиями.
А еще были воины. Народ фейри с чарами, которых я не знал. Может, они иллюзионисты? Может, видят кусочки будущего в звездах, как Эрика, или охотятся за нашими грязнейшими желаниями, как София?
Южные стражи были ужасны и сами по себе. Но на карнизах, в окнах, да и наверняка во всех наших коридорах были дюжины скидгардов. Там были и альверы. Рифтеры, размещенные рядом с клинками, профетики, способные видеть так же далеко, как Раум, либо с чувствительностью к звукам, какой обладал Вали. Гипнотики ходили вдоль зазубренных стен руин, готовые захватить нас проделками своего разума.
Ивар и Бритта не просто взяли Фельстад. Они превратили его в свою новую крепость.
– Ты скажешь или я? – проговорила Джунис.
Я закрыл глаза:
– Наш месмер их не одолеет.
– И клинки тоже. – Торвальд заговорил впервые за несколько часов. – Ступим туда – и встретим смерть.
Я потер виски. Нет. Должен был быть треклятый способ войти. Я не оставлю их на съедение волкам.
– У нас есть Север.
– Кейз, – сказал Хаген. – Посмотри на это. Они понесут неисчислимые потери.
– Мы знали, что сойдемся с их армиями. Мы на треклятой войне.
– Но мы намеревались сделать это с кольцом королевы, к тому же в другое время, по-другому, – сказал Хаген.
– Морской фейри? Какие у тебя силы? Ты говорил, что ты король, – спросил Гуннар.
Торвальд нахмурился и скрестил руки на своей широкой груди.
– Я могу помочь вам только мечом. А экипаж у меня минимальный. Наша магия на суше ничего не делает.
Я выругался и принялся ходить. Мне нужно было подумать. Мой разум сплетал разные сценарии. У кого-то Малин могла украсть память. Возможно. Хождение по теням? Мы могли проскользнуть за стены, но что потом? Сколько стражников, невидимых для нас, находилось внутри руин?
Исак мог затемнить разум. Гуннар мог повелеть паре дюжин стражников перерезать себе глотки.
Но мы будем продвигаться медленно. Мы устанем слишком быстро, и их силы нас сокрушат.
А что тем временем станет с воинами, запертыми внутри, и с нашими детьми? Кто этого не переживет? Скорее всего, большинство, если не все мы. И что тогда? Возьмем Фельстад, и все равно придется биться с Черным Дворцом, но нас станет еще меньше.
– Пошли меня, – предложил Гуннар. – Я выясню, где дети, а ты просочишься внутрь и вытащишь их.
– Я не стану приносить в жертву обоих своих детей, – рявкнул Хаген.
– Выкурим их, – сказал Торвальд. – Я это сделаю.
– И рискнешь тем, что твой сын сгорит? – Я злобно глянул на фейри.
– Я не позволил бы этому случиться и не стал бы разводить огонь, пока не доберусь до сына.
– А моя дочь, – скорее прорычал, чем проговорил, Хаген, – она пусть горит, так?
Он пошел на морского фейри, явно готовый придушить ублюдка.
Я положил руку на грудь Хагена, вынуждая его остановиться, а затем перевел яростный взгляд на Торвальда.
– Мы никого из своих не оставляем. Мы сейчас вернемся к остальным. И мы не будем ни спать, ни есть, пока хитростью, воровством или убийством не проложим себе дорогу внутрь. Мы не покинем этот лес, пока наши дети не вернутся к нам, целые и невредимые, а всякий, кто хоть пальцем их тронул, не умрет.
Глава 28. Воровка памяти
Сол, Тор и Халвар приготовили обед из тех немногих припасов, что у нас остались, и, как только вернулись Исак с Никласом, они отправились поймать пару рыбин вместе с Линксом и Товой.
Я с некоторой опаской следила за Херьей. Она ничего не говорила, лишь погрузилась в работу, словно ей отчаянно хотелось чем-то занять руки.
Огромная часть меня не хотела ей докучать, а маленький кусочек так неловко себя ощущал, когда дело касалось других людей и их эмоций, что я решила ничего не говорить, дабы не ухудшить ситуацию. Кейз всегда был моим безопасным уголком, где я могла быть собой и не стесняться. Все те годы на сеновале, воруя ради жизни, отнятой у нас, я как-то не имела достаточно возможностей влиться в дружелюбное общество.
Но если бы Кейз был здесь, он бы прочел выражение моего лица. Он сказал бы мне перестать быть мямлей и трусихой и поддаться желанию поговорить с этой женщиной.
В конце концов, мы были сестрами. Если она не поладит со мной из-за того, какой я являюсь, то, увы, поделать с этим ничего нельзя будет.