Видимо, действительно Аллах ее понял, так как она сама нашла этого «малолетку» и сказала ему, чтобы он пришел в потайное место. Он пришел, и она, обняв его, сказала:
— Знаю, ты хочешь стать мужчиной. Так что делай со мной все, как велит Аллах, когда мужчина страшно хочет женщину.
И он сделал все, что хотел. Он насладился так, как хотела Назирет. На прощание она поцеловала его в губы и сказала:
— Береги это новое ощущение… А я тебя не забуду.
Когда она об этом рассказала Маше, та поразилась характеру этой упрямой дивчины. Смелая, ничего не скажешь, смелая…
Раджаб отправил дочку в Самарканд, подальше от греха.
Она уехала незаметно для всех, в кузове пограничной машины, которая шла за продуктами в отряд… Уехала, чтобы случайно не увидели ее лица.
Но Раджаб говорил всем, что дочку отправил в Куляб к тетке: она там будет учиться на портниху…
Люди Махмуда пришли ночью. Была она дождливой и с грозой.
Контрабандисты такие ночи любят, а гроза у многих из них считается хорошим предзнаменованием.
Они пришли с товаром и затерялись в окрестностях. Найти их было почти невозможно, но и пограничники, как говорится, еще не теряли надежды.
Неожиданно утром на заставу пришел тот самый «малолетка», который так понравился Назирет. Он стал требовать, чтобы часовой его пропустил к начальнику заставы.
В конце концов о нем доложили Сухомлинову. Старший лейтенант приказал пропустить и проводить его в канцелярию.
— Меня никто не посылал, — заявил «малолетка». — Я на заставу пришел сам. Возьмите меня на службу к себе, не ошибетесь…
— И кем же мы должны тебя взять? — немного удивился Сухомлинов.
— Пограничником…
— Хорошо, пограничники нам нужны, — согласился Глеб. — Но ты скажи хоть, как звать-то?
— Ахмет. — У мальчишки белые-белые зубы, черные выделяющиеся глаза и смелая, с ямочкой на щеках, улыбка.
— А лет тебе сколько?
— Почти пятнадцать.
Сухомлинов задумался.
— Ничего не скажешь, на вид ты крепкий.
— Ахмет сумеет постоять за себя. Он любую тропинку в горах знает… Он верткий как змея. Уж кто-кто, а контрабандист от него не уйдет.
Сухомлинов и здесь согласился.
— Нам такой пацан позарез нужен. — И Глеб провел рукой по горлу. — Ты мне по всем статьям понравился. Но взять не можем. Только с восемнадцати лет. Вот подрасти, а мы за это время подумаем.
Ахмет явно огорчился. Брови его гордо насупились.
— Тогда сам буду бороться с контрабандистами.
— Самому в одиночку не советую. И опасно, и глупо. Ну, а если умно поможешь… ради Бога!
Мальчишка оживился. На его лбу даже выступили капельки пота.
— Я знаю, где сейчас прячутся контрабандисты.
— Какие контрабандисты?
— А те, что перешли сегодня ночью.
— Вот как… — Глеб выжидательно смотрел на Ахмета.
— Я их выследил… Они в кошарах застряли, — быстро выпалил Ахмет и опять горделиво посмотрел на старшего лейтенанта.
— Ладно, Ахмет, — улыбнулся Сухомлинов. — Так и быть. Приходи к нам. Будешь первым ЮДП.
Тревожную группу выбросили к подножию гор. Старые плетеные кошары, которые чаще всего использовались летом в самую жару, во многих местах развалились и были похожи на груды выброшенного хлама.
Люди Махмуда спали крепким сном. После удачливого преодоления границы, они «хорошо подзаправились». И, как обычно, «подзаправившись», стали выяснять отношения. Такие выяснения нередко заканчивались драками и кровью… На этот раз все обошлось благополучно, не считая ножевой раны, которую получил молодой, наиболее задиристый контрабандист. Разорвав рубаху, ему перевязали рану, и он, успокоившись, теперь задорно похрапывал…
Появление пограничников было неожиданным. Захваченные врасплох, бандиты и не сопротивлялись…
Прапорщик Буткин и несколько солдат быстренько подняли их с глиняного пола. Прижав к стенке, обыскали на оружие и, собрав всю наркотическую отраву в мешок, отправили ее на заставу.
Люди Махмуда чего-то не понимали… Они стояли хмурые и опечаленные. После удачной ночи такой развязки никто не ожидал.
46
Махмуд был уверен, что удачливости ему не занимать. Несмотря на активность пограничников, поток наркоты и оружия шел своим чередом, и если и были потери в товаре и людях, то это его мало смущало: их бизнес, как нередко говорил он, требовал жертв.
На этот раз Карим приехал к нему не один, а с человеком, прибывшим с Кавказа. Обменявшись любезностями, как единоверцы, они сели в кружок на большом персидском ковре и, отпивая неторопливыми глотками чай, заговорили о деле.