А дальше Ахмет знал, что ему делать…
Ахмет и Сухомлинов перешли перевал, затратив на это почти два дня. Все время стояло солнце, и на душе у обоих было отрадно. Однако ночью стало холодно, и они сильно продрогли. Но Ахмет держал себя с достоинством, заявив Сухомлинову, что ему необходимо закаляться.
54
Димка Разин поссорился с прапорщиком. Зиновий Буткин — мужик несдержанный. Слово за слово, и он выпалил Разину, что есть сведения о том, что Сухомлинова в живых нет, и потому-то недолго ждать, когда Разин уберется восвояси.
Димка, услышав такие новости, ошалел; он схватил Зиновия за грудки.
— Так ты, гнида, знал… и молчал!
Буткин не на шутку испугался разгневанного Разина. «Черт его знает, он псих помешанный…»
— Я ничего не знаю. Понимаешь, это просто так с языка сорвалось.
— Нет, знаешь!.. Говори, иначе я тебя задушу…
Прапорщик не думал связываться с Разиным и позвал на помощь солдат. Разина оттеснили, и тот, немного придя в себя, отпустил прапорщика и торопливо пошел домой.
— Что с тобою случилось? — взмолилась Маша. — На тебе лица нет.
Димка сел на табурет и некоторое время рассматривал ее молча. Затем безнадежно покачал головой.
— Ну вот, дожили до того дня…
Вдруг слезы брызнули из глаз, и он стал их вытирать ладонью здоровой руки.
— Что с тобою, Димка?! — ужаснулась Маша.
— Со мною что, — все в норме. Но они, гниды, все знали и молчали. Столько времени молчали!..
До Маши стало доходить…
— Что с Глебом?! — Она подскочила к Димке. — Говори, что с Глебом? Где он? В Афгане? Или его уже нет в живых?
— Его нет в живых, — сказал Димка.
Маша пошатнулась и медленно стала оседать на пол. Димка подхватил ее рукой, боясь, что она ушибется.
Тело ее импульсивно вздрагивало. Закрыв лицо руками, Маша плакала.
Димка стоял рядом, не мешая ей выплакаться. Он еще по матери знал, что для женщины это необходимо: не только снимет стресс, но и успокоит ее.
Маша действительно немного успокоилась и, бледная, сидела на полу, глядя на Разина мутными глазами. Он приподнял ее и помог ей дойти до кровати.
— Значит, мы остались одни, — вдруг горько сказала Маша.
Димка ничего не сказал.
Маша еще долго лежала на постели, смотря в потолок. Димка сидел рядом и нежно гладил ее руку. Иногда он нагибался и целовал ее в мокрое, с соленым привкусом лицо.
Что переживала в эту минуту Маша, он не знал, но то, что теперь, когда не стало Глеба, Маша навсегда его, это он понял сразу… И он даже испугался этого. Ведь Глеб для него был таким же дорогим и близким, по сути, родным братом.
Димка лег рядом с Машей. Потом обнял ее. Потом, как никогда, ему вдруг захотелось овладеть ею. Он еще раньше слышал, что в горькие минуты это благотворно действует на женщину, освобождая ее от глубоких, навязчивых мыслей…
Страсть сама по себе охватывала Разина, и он неторопливо раздел Машу. Она не сопротивлялась, словно еще находилась в трансе. А он, снова увидев ее красивое, упругое тело, подумал о том, что близнецы чаще всего предпочитают жить с одной женщиной, и, если природа подарила им такое, так почему они с Глебом не могли поступить так же, как сотни и сотни близнецов… Кто бы их мог за это осудить?
Димка чувствовал, как нарастала страсть Маши, как она в наслаждении хотела забыться… Он жадно целовал ее, стараясь растянуть минуты их удовольствия. Он пытался сделать все, чтобы Маша поняла, что, если и нет Глеба, то есть он, Димка, способный любить ее так же страстно, незабвенно…
«Если б она забеременела, — вдруг подумал Димка, — говорят, что в такие минуты, когда горе усиливает оргазм, можно легко забеременеть…»
…Разин уже встал и оделся, а Маша еще лежала в постели. Казалось, она уже сейчас была другая, более повзрослевшая. Она как бы помимо своей воли поняла смысл этой жизни, ибо все, что на нее обрушилось, не могло пройти бесследно; именно в эти часы, когда переживания были наиболее остры…
Димка вскипятил чай. В стакан положил ложку меда… Маша выпила с удовольствием, словно утоляя долгую жажду.
К вечеру Маша встала. Она свободно ходила по комнате и даже что-то делала на кухне. Димка ходил на заставу, но Ахметзянова не было — он уехал с нарядами на границу. Зиновий Буткин мгновенно исчез, как только фигура Разина появилась во дворе…
Разин увидел Серафима Подоляна. Тот стоял часовым на воротах. Он подошел к нему и, вглядываясь в похорошевшее лицо Серафима, сказал ему, что, видимо, скоро уедет в Москву… Он ни словом не обмолвился о старшем лейтенанта Сухомлинове и Маше, которая, возможно, станет его женой.