Он резко ответил:
– Если ты думаешь, что я хочу вернуться к Мэлани Кинсайд, то ошибаешься.
Милли сделала вид, что занята каталогом аудиокассет.
– Меня это не волнует, – бросила она. Рональд в то же мгновение очутился за ее спиной.
– Те, кого это не волнует, – насмешливо сказал он, – не задают подобных вопросов.
– А я и не спрашивала, – зарделась она. – Я…
– И не отказываются от помощи, когда нуждаются в ней, – безжалостно продолжал он.
– Я не нуждаюсь в твоей помощи!
Милли с ужасом заметила, что уже почти кричит, а ведь она никогда не теряла самообладания – даже когда Шон положил ей на плечо руку и… Она постаралась отогнать эти воспоминания. Как же часто за последние восемь недель ей приходилось пытаться стереть их из своей памяти! Даже теперь, когда она не одна! Она почувствовала, как кровь медленно отхлынула от ее лица, и инстинктивно сжала больное запястье.
Это движение не осталось незамеченным. Взгляд Рональда вдруг стал пристальным, и он небрежно спросил:
– Как же все-таки случилось, что ты сломала запястье?
– Я упала.
– Каким образом?
– Поскользнулась в классе, в колледже. Там паркетный пол…
– С кем ты была в тот момент?
– Что?..
– Кто был с тобой? – тихо повторил он. Неужели она выдала себя? Никто никогда не спрашивал ее об этом. Ни медсестра в колледже, когда выяснилось, что ей нужна медицинская помощь, ни декан, когда она сообщила ему о случившемся, ни Пит… Так почему же Рональд Бредли чуть ли не с первого взгляда понял, что это не просто несчастный случай?..
– Кто?!
Рональд подошел еще ближе, и, как будто признание могло хоть как-то отгородить ее от него, она быстро сказала:
– Мой наставник.
– А именно?
Милли облизала пересохшие губы и возмущенно посмотрела на него. Она чувствовала себя так, словно давала показания в суде или сама сидела на скамье подсудимых.
– Шон О'Флаэрти, – потупившись, прошептала она. – Это имя ничего тебе не скажет, он еще только начинает преподавательскую деятельность.
– И чему же он учит тебя? – Голос Бредли был полон скептицизма. – Возможно, я не очень-то хорошо разбираюсь в музыке, но в человеческих отношениях… Твой отчим – известный человек в этой области, а у тебя такой наставник? Странно!
Милли вздрогнула. Рональд говорил то же, что и Пит.
– Шон очень талантливый человек. Я сама выбрала его. Мне крупно повезло, что он меня учит.
Карие глаза Рональда смотрели на нее так проницательно, что Милли стало неприятно – словно она рассказала ему значительно больше, чем намеревалась.
– И что же ты делаешь на этих занятиях? – небрежно спросил Рональд. – Сидишь за партой? Отвечаешь на вопросы? Выходишь к доске?
На мгновение Милли расслабилась.
– Нет. Иногда мы, конечно, сидим за столом, но обычно – у фортепьяно.
– У фортепьяно? – В его голосе сквозила ирония. – Думаю, сидя за пианино, трудно упасть. Где же это все-таки произошло, Милли? И где был маэстро О'Флаэрти в момент твоего падения?
Милли молчала. Она видела свое отражение в огромном зеркале на другом конце зала – худенькая, в потертых джинсах, с побелевшим лицом. Она сжала губы и еще крепче сдавила больное запястье. Безрезультатно. Мучительное чувство, что ее предали, вновь охватило ее…
Ей тогда ужасно не хотелось показывать Шону свою работу. Партитура концерта была готова уже давно, несколько месяцев тому назад, но она все не решалась отдать ее ему. Милли убеждала себя, что у нее, как у всякого новичка, просто сдают нервы. И в тот день она наконец заставила себя взять с собой на занятие эти ноты…
Его реакция превзошла все ее самые худшие опасения.
– Ты честолюбивая дура! – обрушился на нее Шон. Его просто колотило от ярости. – Избалованная принцесса! Если бы не слава твоей покойной матери и связи отчима, никто вообще не воспринял бы тебя всерьез. С твоими мизерными способностями тебе лучше вообще забыть о сочинительстве!
Затем, будто решив, что и этих слов недостаточно, Шон изо всех сил наотмашь ударил ее по лицу.
Никто еще не поднимал на Милли руку, и она поначалу даже не поняла, что происходит. Если бы стоящий рядом пюпитр неожиданно превратился в змею, то и это, вероятно, не поразило бы ее столь сильно. От неожиданности она упала, неловко подвернув под себя руку.
Мучительная боль при воспоминании о той безобразной сцене вновь отразилась в глазах Милли, но вдруг она увидела ее и на лице Рональда, который тихо сказал:
– Он ударил тебя, ведь верно? Она отпрянула, прижавшись к ярко-красной портьере. Рональд криво усмехнулся.
– Когда я рассказывал о Джеке и Мэлани, у тебя был такой вид, будто ты переживаешь из-за их драки. Кроме того, ты почему-то все время пытаешься игнорировать тот факт, что у тебя сломана рука, словно стараешься забыть об этом. Мне это показалось странным – ведь перелом надо лечить, а не стараться забыть о нем, но вот если с ним связаны какие-то особые обстоятельства… А сейчас, когда ты произнесла имя «Шон», у тебя в глазах появились страх и отвращение! Ты ведь никому не рассказывала об этом?
Ответ на свой вопрос он прочитал в ее лице. И крепко выругался. Милли расплакалась.
Рональд сделал движение в ее сторону, но его руки упали вдоль тела, и он отвернулся. Милли изо всех сил старалась преодолеть жалость к себе.
– Вот что получается, когда сдерживаешь свои чувства, – мрачно заметил Рональд и свирепо добавил:
– Да перестань же плакать, ради Бога!
– Я ничего не могу с собой поделать, – всхлипывая, ответила она. – Извини. Я плачу очень редко.
– А я обычно не довожу женщин до слез. Я… – Он вдруг оборвал себя и сообщил. – Гости. Ты ждешь кого-нибудь?
Глава 6
Милли подошла к окну. На мощенной камнем площадке внутреннего двора стоял грузовик.
– Это Хуан-Антонио, – бесцветным голосом произнесла она и пояснила:
– Брат экономки Пита, Мерседес. Он довольно приятный человек, и в деревне его все уважают. Это большая честь, что он сам приехал сюда, тогда как обычно присылает мальчишку с продуктами. Вот только… – Милли рассмеялась сквозь слезы. – Я никогда не знаю, о чем с ним говорить, потому что совсем не разбираюсь в футболе, а он ничего не знает о музыке. Я чувствую себя ужасной дурой.
– Хорошо, я сам буду разговаривать с ним, – улыбнулся Рональд.
– Мне надо встретить его, а я, должно быть, выгляжу просто ужасно, – заметила Милли. – Придется сбегать наверх за носовым платком. Я быстро.
Умываясь, она услышала, как снова, уже нетерпеливо, зазвучал клаксон, и легко побежала вниз, однако, войдя в кухню, остановилась как вкопанная.
Хуан-Антонио разбирал картонные коробки с продуктами, а Рональд Бредли, известная кинозвезда, идол миллионов поклонниц, помогал ему. Он закатал рукава рубашки, и его загорелые, мускулистые руки легко переносили доверху наполненные продуктами коробки. При этом он болтал с Хуаном-Антонио по-испански почти без акцента. При виде озадаченного лица Милли в его глазах засветилось удовлетворение.
Хуан-Антонио тоже увидел ее и тотчас же с жаром поприветствовал, а потом что-то спросил, но она ничего не поняла.
– Потише, приятель, она тебя не понимает, – сказал ему Рональд на понятном даже ей испанском.
Хуан-Антонио ухмыльнулся ему так добродушно, словно они были знакомы сто лет, и уже гораздо медленнее объяснил, что именно находится в различных пакетах, коробках и ящиках. Очевидно, Мерседес, уезжая к дочери погостить, дала ему подробные распоряжения. Привезенных им продуктов вполне хватило бы, чтобы пережить многомесячную осаду.
Закончив пояснения, Хуан-Антонио благосклонно принял благодарность Милли, а из рук уже даже не скрывавшего свой смех Рональда – чашку кофе. Покончив с ним, он настоял на том, чтобы показать своему новому другу, где хранятся дрова и как обращаться с аварийной системой освещения, а потом уехал, на прощание весело погудев клаксоном.