Выбрать главу

Персиваль перешагнул через ограду. Фредерик только теперь заметил хозяина особняка, и его глаза испуганно округлились.

— Сэр, я не... Я не приказывал...

Персиваль поднял руку. Он чувствовал, как гнев переполняет его. Знал, что, когда такое случается, лучше идти куда-то подальше. Подальше от дома, подальше от звона мечей, пусть и тренировочных. И уж точно, подальше от собственной семьи.

Может быть, когда-нибудь он этому научится. В той новой жизни, куда собирается сделать шаг. Сразу после того, как разберётся с этой.

— Построиться! — с некоторым запозданием скомандовал опешивший и даже более красный, чем два дерущихся парня, Фредерик. — Отдать честь капитану!

Персиваль не стал поправлять его. Ему было приятно видеть, как все вытянулись по струнке — хоть и не встали ровной шеренгой, отчего лишь сильнее напомнили сад Элизы. В каком-то смысле перед ним был его сад. И практика показывала, что смерть вырастить, куда как проще, чем жизнь.

Обычно на второй день нахождения дома он уже полностью себя контролировал. Но сейчас всё было необычным — вернее, неправильным. Будто отстранение от службы нанесло ему рану, которая никак не хотела заживать. И эта рана болела, делая его нервным, испуганным. А ещё настолько злым, что злость бурлила в нём даже сейчас. Бурлила, готовая хлынуть через край.

Персиваль глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Посмотрел, как жмутся друг к другу и отводят взгляды ученики. Каждый из них был сыном солдата — офицера. Других в эту академию не брали. И Персиваль невольно задумался, долго ли эта академия ещё просуществует? Долго ли старшие офицеры по старой памяти будут отдавать своих детей сюда на обучение. Долго ли продлится финансирование мэрии. До следующего Спуска? До конца этого? Или он не получит и следующей выплаты, а детей завтра не отпустят на занятия?

Одного глубокого вздоха не хватило, чтобы успокоиться. Так что он обратился к тому, что всегда помогало. К протоколу.

— Капитан Фредерик, — обратился он к инструктору. На сына он не смотрел. — Будьте добры, озвучьте суть задания, которое только что выполняли ваши подопечные.

Фредерик приосанился, наверняка радуясь вопросу, на который у него был заготовлен весьма конкретный ответ.

— Сегодня мы отрабатывали верхний блок и уход в сторону, сэр. Каждый ученик должен был принять меч на лезвие, сделать один шаг влево, опустив клинок врага к песку, а затем снова принять защитную стойку.

Персиваль медленно кивнул.

— Спасибо, сэр Фредерик. Не могли бы вы теперь озвучить, какой приём исполнила эта пара.

Фредерик поджал губы. Перед ним стояла сложная, как ему казалось, дилемма. Обвинить в невыполнении приказа сына хозяина этого училища — к тому же мальчика, который на удивление неплохо исполнил сложный элемент боя (скорее всего, практически без подготовки) — или самому нарушить его приказ.

— Финт с разворотом, сэр, — голос Фредерика надломился на этом «сэр». И капитан вновь густо залился краской, словно ребёнок.

Персиваль ещё раз кивнул. Взглянул на сына. Увидел то, что и боялся увидеть. Мальчик прямо-таки лучился от гордости. Вытянулся по струнке, выпятил вперёд грудь, задрал подбородок. Ни капли вины или стыда. Улыбки на его губах теперь тоже не было, однако весёлые и вызывающие искорки в глазах вполне себе её заменяли.

У Персиваля не было выбора. Впрочем, как всегда.

— Сэр Фредерик. Пожалуйста, озвучьте мне, какое наказание полагается за нарушение приказа старшего по званию.

Фредерик еле заметно вздрогнул. Покосился на своего помощника, будто в поисках поддержки, которую тот, конечно, не мог ему дать.

— Обычно, — сглотнул он. — Если тренировочный элемент выполнен не лучшим образом, я заставляю ученика сделать восемь кругов по площадке. Более серьёзные проступки требуют пятнадцать кругов.

— Я задал другой вопрос, сэр Фредерик, — Персиваль ощутил, как голос зазвенел сталью. Фредерик, судя по бледности, которая сменила красноту его щёк, тоже. — Меня не интересует ваш способ обучения тех, кто не может справиться с вашими упражнениями. Здесь не было места неумению или плохо отработанному приёму. Меня интересует наказание за непослушание.

— Сэр... Я и сержант Довенкольт... Нам не приходилось прибегать к такому наказанию.

— И всё же мне бы хотелось услышать то, что написано в уставе.

Фредерик взял долгую, в несколько вдохов, паузу. Вновь покосился на сержанта Довенкольта. На Аллека. Затем судорожно сдвинул брови в поисках какого-то решения, по всей видимости, чувствуя в случившемся свою вину. Наконец не нашёл его.