Он не договорил, отведя взгляд. И Элиза осознала, что всё время — даже в этом коротком пути в порт — она думала лишь о своей боли. Зациклилась на ней, совершенно забыв о чувствах сына.
— Тебе страшно, — догадалась она.
— Ну... — он смущённо засмеялся. — Самую малость. Я знаю, что в переезде нет ничего смертельного — в конце концов, в порту меня встретят Фил и Ричард. Но... я никогда не покидал дом так надолго. Вдруг я растеряюсь в нужный момент. Одно дело тренироваться у нас на заднем дворе и совсем другое...
Без слов она обняла сына. Прижала к груди и уткнулась в волосы. Они пахли теплом и домом. Странно. Только теперь она вдруг поняла, что у дома есть особенный запах.
С корабля донёсся второй гудок. Ещё настойчивее и громче первого. Будь он проклят.
Сын слегка отстранился, косясь в сторону тех, кто первыми спешил по трапу.
— Я боюсь разочаровать тебя и отца, — серьёзно сказал Аллек.
— Ты никогда меня не разочаруешь, милый, — ответила она, чувствуя, как на глазах вспыхивают раскалённые кристаллики слёз.
Он с недоверием посмотрел на неё.
— А ещё я боюсь, не понравиться преподавателям. Или, того хуже, ребятам. Это здесь, благодаря отцу, меня все любят, а на другом острове... Это ведь важная составляющая службы — быть частью коллектива, — но я даже не знаю, на сколько в этом хорош. Знаешь, у нас нет подобных тренировок.
— Ты будешь блистать там, Аллек, — с уверенностью сказала Элиза. — Даже не сомневайся. Ты не просто впишешься — ты объединишь их вокруг себя. Я это знаю.
— Я... — он замешкался, но потом решительно кивнул. — Хорошо, я так и сделаю.
И она обняла его ещё раз. Прижалась губами к его лбу. И стояла так — а он не мешал ей — пока не прозвучал душераздирающий третий гудок.
И она нехотя выпустила его из объятий.
Глава 14. День перемен. Часть 3
Дорогу до храма Элиза преодолела быстро, почти бегом, всё ещё переживая расставание с сыном. Её пальцы по-прежнему чувствовали прикосновение к его волосам, ноздри пощипывало, когда ветер срывал с её одежды обрывки запаха их последних объятий. А перед глазами стояла его улыбка, и тот момент, когда на трапе он развернулся и помахал ей. Это, а ещё слёзы.
Однако лишь завидев храм Иль’Пхора, она заставила себя собраться. Запереть внутри слабость и сомнения. Наполнить сердце тем воодушевлением, которое ощущала утром. Подняться по широкой мраморной лестнице, подойти к дверям с золотыми панелями, искрящимися солнечным светом. Затем ещё шаг — к переменам, к той новой Элизе, которой она собиралась стать.
Стать ради сына. Ради города. Ради спасения.
«Смотри Иль’Пхор. Я здесь. И я готова к твоим испытаниям».
В нетерпении она распахнула тяжёлую дверь. Шагнула вперёд, позволяя убаюкивающей, почти интимной полутьме проглотить её. Вдохнула грудью густой травянистый запах благовоний — масляных и согревающих. Позволила себе на мгновение раствориться в монотонном гомоне молящихся людей.
Сегодня никто не пел, лишь зычный мужской голос разносился по залу, утопая под створками купола.
— ... для каждого из нас. — Эллиот Виндр закончил очередную реплику. Затем поднял руку и направил указательный палец в толпу. — Измениться — вот истинный подвиг человека в сложное время. Не пережить его, нет. Но стать лучше, несмотря на преграды. Сильнее, благодаря испытаниям. Подняться на ноги и, к тому же, протянуть руку тому, кто сам не в силах встать.
Он стоял на постаменте, заслоняя собой часть стелы с изображением воздушных богов, будто говорил от их имени. На небольшой пристройке, из-за чего казался выше всех присутствующих, даже храмовников в белом с золотым. Выше затаившей дыхание толпы, жадно глотающей каждое его слово.
Эллиот был одет в простую, но слишком уж ладно пошитую одежду. Брюки, идеально подогнанные по размеру, хлопковую рубашку с тёмным жилетом, на который была приколота брошь с монограммой. Вычищенные до блеска сапоги, умело скрывающие отсутствие одной ноги. Он слегка опирался на трость, деревянную с тусклым серебряным набалдашником, словно тем самым напоминая о трудностях, которые ему удалось преодолеть. Подчёркивая тот факт, что они не сломали его. А если и изменили, то несомненно в лучшую сторону.
На первый взгляд он вовсе не походил на слабого калеку, каким Элиза видела его после ранения. Но ещё меньше в нём осталось от того лощёного аристократа, который окружал себя роскошью, собирал званные приёмы и, казалось, купался в успехе. Слишком острым было теперь его лицо, слишком решительными движения, слишком резким голос. Однако талант собирать вокруг себя людей, похоже, никуда не делся.