Достижимые цели шаг за шагом. Он слышал эти слова от какого-то знакомого отца. Сам отец так бы никогда не сказал. По его мнению, можно было сдвинуть с места остров, если таким окажется приказ. И когда он за что-то брался, людям действительно казалось возможным всё. По крайней мере до того момента, когда он умер, проглядев обход с фланга от какого-то желторотого сопляка. Пожалуй, такое окончание должно было быть поучительным. Вот только, чему именно оно учило, Персиваль до сих пор не понял.
Персивалю не нравилось желание Элизы примкнуть к Эллиоту. Не потому, что он не любил самого Эллиота или не верил, что его цели столь же чисты, как его проповеди. Не потому, что сам он защищал остров только для того, чтобы кормить живущего внутри него зверя. Просто он знал, что, защищая что-то, ты непременно вынужден встретиться с тем, кто хочет это у тебя забрать. Встретиться с врагом лицом к лицу. Биться с ним насмерть. И Персиваль не знал, чего именно боится больше. Что Элиза, будучи невинной и доброй, проиграет эту битву. Или, что, столкнувшись с врагом, она потеряет себя и превратится в такого, как он.
Добрые люди должны быть вознаграждены. Но наградой за героизм могут быть лишь шрамы.
Наконец Брит появился. Медленно вошёл в комнату, осмотрел Персиваля долгим взглядом, будто бы и забыл, что вообще привёл его в допросную. Затем жестом велел стражникам выйти и опустился на стул напротив, обитый красным бархатом и куда более удобный. На стол, который их теперь разделял, он положил единственное, что у него было в руках — небольшой блокнот. И, пролистнув несколько исписанных страниц, открыл его на чистой.
— Знаешь, Болло, — сказал он, не поднимая глаз. — Я предполагал, что рано или поздно ты здесь окажешься. Мне говорили, что ты пошёл в отца. Что тебя ждёт большое будущее. Что когда-нибудь ты и сам станешь генералом. Вот только чаще всего это говорили те, кто никогда не встречал тебя. Не беседовал с тобой, не оставался наедине. Не заглядывал тебе в глаза.
Персиваль воспринял эти слова без каких-то эмоций. Эмоций и так было слишком много в последние дни.
— Исполнительный, аккуратный, — продолжил Брит, будто делал на его теле надрезы. — Надёжный, словно мушкет, приставленный к виску. Или, скорее, удар ножом в сердце. Всё это правда — я знаю, ведь служил с тобой два года. Но я видел и кое-что другое. Видел причину, почему ты так стараешься. Почему так ответственно подходишь к каждому заданию. И я всегда думал — настанет ли тот миг, когда что-то внутри тебя взбунтуется. Восстанет. Возьмёт верх над разумом. И скольким людям придётся погибнуть, если такое случится.
Персиваль против воли поёжился. Попытался сесть поудобнее, но стул был сконструирован таким образом, что это не представлялось возможным в принципе. Так что, как и в любом поединке, если защититься не получается, попробовал пойти в атаку:
— Ты привёл меня сюда, чтобы поговорить о моём характере, Юнреган? Аккуратнее. Я всегда видел у детективов эту проблему. Порой они копают слишком глубоко. Увлекаются, задавая вопросы. И наконец находят тот, ответ на который им не по зубам.
— Вот! — Брит выдохнул это с почти эротическим наслаждением, глядя прямо на Персиваля. — Я чую это! Чую настоящего демона! И то, как он мечется, пытаясь вырваться наружу!
— Я — солдат, Брит. — пожал плечами Персиваль. — Ты уже несколько раз вспоминал годы, проведённые в академии. Как ты чувствуешь демона внутри меня, так же мы все чувствовали в тебе его отсутствие. Этот... зверь... — Персиваль на секунду осёкся, так как сказанное вслух слово резануло по ушам, но заставил себя продолжить выплёвывать заученные, выжженные на сердце оправдания одно за другим: — Он — неотъемлемая часть любого солдата. Тот, кто встаёт между нами и смертью. Тот, кто требуется для выживания. Для победы.
— Или для мести, — закивал Брит Юнреган. — И для оправдания сотен убийств. Для того, чтобы свалить за них вину на кого-то. Он требуется для того, чтобы спокойно засыпать по ночам, говоря себе — это не я, это чудовище. Так было нужно.
— Я много чем могу похвастаться, — вздохнул Персиваль. — Но спокойный сон не в этом списке.
Брит хмыкнул, однако, похоже, ответ его удовлетворил. Он облизал потрескавшуюся верхнюю губу, втянул воздух и медленно покачал головой.
— Должен признать, ты хорошо его дрессируешь.
Персиваль улыбнулся одними губами:
— Если бы каждое оскорбление заставляло меня кидаться на людей, я бы сдох ещё в первом бою. Или осуждённым каторжником на рыбацкой галере, прикованный к веслу.