Бриджит продолжала следить за тем, как солдаты, толкая и пиная несчастного и вырывающегося безумца, продвигаются к фальшборту. Дальше им предстоял настоящий подвиг — заставить пленника перелезть на верёвочную лестницу и спуститься в шлюпку.
— Чёрная вода, теперь это... — произнесла Бриджит негромко, словно обращаясь к самой себе. — Знаешь, мне начинает казаться, что Брэндон был прав. Может быть, сами Боги предостерегали нас от ошибки.
— Боги — лишь огромные монстры, летающие над бездной, — фыркнул Эндрил. — И жрецы говорят, что здесь — в пустом океане, — они не могут нас видеть.
По крайней мере, именно это повторял он себе каждый раз, когда подсыпал снадобье в вино.
— Наверное, просто в это верить, когда можешь им приказывать? Когда твоя семья повелевает богами?
Эндрил ещё раз поёжился, вспомнив разговор с отцом. Вспомнив ступени, ведущие к его трону. Ступени, которые, как и многое другое, были ложью.
— Мы сами вершим свои судьбы, — сказал он наконец. — Разве не в этом смысл свободы, о которой ты так любишь говорить?
— Эндрил... — Она посмотрела на него и, пожалуй, впервые назвала по имени. — Не допрашивай этого человека. Запри его в трюме, привези на Талисо, а затем передай отцу. Он разберётся, что делать.
— Отец, — фыркнул Эндрил. — Я даже не знаю, где он. Не знаю, станет ли меня ждать, — он сам испугался этих слов. Испугался откровенности, которую не мог себе позволить. Даже рядом с ней. И добавил: — Всё здесь, вокруг нас, — мои владения. Люди на Талисо, люди на Иль’Пхоре, Иль’Тарте. Люди на сгоревших кораблях... Они — мои подданные. И я не могу просто так всё оставить.
Она взяла его за плечо. Он почувствовал её пальцы, её тепло, её боль. Затем боль собственную.
— Свобода — это не всегда благо, — сказала она, глядя ему в глаза. — Свобода — это жертва. Умение идти к своей цели, шаг за шагом. Несмотря на препятствия. Несмотря на долг. Несмотря на... привязанность.
Она отвела глаза, и он ощутил огромную стену между ними. Стену, в построении которой сыграл значительную роль. И почувствовал желание — даже необходимость, — разрушить эту стену до последнего камня. Неожиданное, жгучее желание поцеловать Бриджит. Прижать к себе. Защитить.
Как же глупо, учитывая то, зачем он на самом деле сюда приплыл.
— Мне... — голос предал его, и он откашлялся. — Думаю, мне пора.
И действительно. Двое его солдат уже справились с пленником. Один взвалил его на плечо, перелез через борт и передал второму, ожидавшему в шлюпке. Ещё кто-то из пиратов спускался следом, намереваясь отвезти их, а затем вернуть шлюпку на «Бурю». И Эндрил собирался пойти за ними, но вдруг Бриджит вновь подняла на него глаза, и в них тоже промелькнуло что-то тёплое. И, вслед за тоской, его вдруг посетило новое ощущение — менее явное, как лёгкое прикосновение летнего ветра к коже. Ощущение, что это его последний шанс. Момент выбора, который может изменить всё. И что, стоит ему уйти, — сесть в лодку с тем безумцем, — и он никогда больше не окажется здесь. Никогда больше не увидит её.
— Знаешь, — произнёс Эндрил, охваченный желанием сделать хоть что-то. — Тебе нужно отдохнуть, Бридж. Не мучай себя. Команда поймёт, если ты приведёшь себя в форму. Тем более здесь мы, и я могу выставить около твоей каюты охрану или...
— Ну уж нет, — фыркнула Бриджит. — Чтобы твои люди охраняли меня от моих? И думать забудь.
— Как хочешь, — пожал плечами Эндрил. — Я просто переживаю за тебя.
— Боишься, что, если со мной что-то случится, здесь начнётся мини-представление «Север против Востока»? — усмехнулась она.
— И это тоже, — серьёзно ответил Эндрил. — Но не только.
Они помолчали, слушая, как пленник с кляпом во рту воет в унисон ветру. Взгляд её остыл и поблёк.
— Эндрил, послушай... Ты ведь не так глуп, верно? — спросила она.
Он захлопал ресницами, и она продолжила:
— Я хочу сказать... Ты ведь не влюбился в меня? Ничего не получится, ты же знаешь. Когда закончится это путешествие, я отправлюсь на Север, а ты... Не знаю, что будешь делать ты, но в наших жизнях не будет места друг другу.
— Я... — Эндрил задохнулся. От гнева, обиды, несправедливости сказанного. — Я — долбанный принц! И один шаг, одна победа, один последний рывок, и я смогу... Я стану... — Он не знал, как продолжить. И наконец нашёл лишь одно слово: — свободен...
Она засмеялась, и он вновь обомлел. Затем вдруг потрепала его по щеке в унизительном жесте.
— Боги, лордёныш, — она продолжала улыбаться. — Ты — самый милый и наивный мальчик, который когда-либо ступал на эту палубу. А ведь здесь были те, кто надеялся разбогатеть, найдя подводный клад.