К трем часам дня жара стала невыносимой, запах гниющих отходов и плавящегося на солнце асфальта проникал в сад. Наложнице хотелось уйти в свою комнату, где работал кондиционер, а плотно закрытые ставни не пропускали удушливого запаха. Но Папа любил запах улицы. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и смотрел в высокое голубое небо.
Наложница устало вздохнула и переменила руки. Правая рука, ублажающая Папу, затекла. Нетерпеливо качнув головой, женщина вновь принялась за дело, она дергала и тянула, как будто пыталась вытащить вкопанный в землю кол.
— Не так сильно, — сказал Папа.
Наложница ослабила хватку и сбавила темп. Теперь ее движения напоминали движения человека, который выдергивает сорняки с очень большими и крепкими корнями.
Когда Папа вновь выказал неудовольствие, женщина наконец снизошла к его просьбам и, с помощью языка, быстро закончила свою работу. Папа вздохнул, не чувствуя особого удовлетворения.
Эта женщина, Ракха, была сиделкой его жены, но как наложница никуда не годилась. Другое дело Виана, но сегодня она занята. И не только сегодня, Виана давно перестала исполнять обязанности наложницы, с тех пор как начала сниматься в кино. Пожалуй, пора напомнить Виане, кто помог ей начать карьеру киноактрисы и кто может запросто устроить так, чтобы эта карьера закончилась. Папа сделал пометку в электронной записной книжке: «В. Напомнить». Затем, немного подумав, добавил: «АККУРАТНО». Надо будет послать надежного человека. Папе хотелось немного встряхнуть Виану, но без грубости. Не стоит обижать девушку, все, что от нее требуется, — это уважение к Папе и готовность исполнять его маленькие прихоти. Папа решил послать Санджая, самого симпатичного из всех своих зятьев, он лучше других справится с поставленной задачей.
Ракха извинилась и попросила разрешения уйти в дом, сказав, что ей надо освежиться — почистить зубы, помыть руки. И пошарить в шкафу у хозяйки или стянуть какую-нибудь симпатичную безделушку из шкатулки с драгоценностями. Мама Меджит была парализована, после двух инсультов она полностью лишилась речи и не могла двигаться. Ей оставалось лишь молча наблюдать за наглой служанкой и сердито моргать глазами. Это был единственный доступный Маме способ общения с внешним миром, нечто вроде азбуки Морзе, которую никто не понимал. Вернее, был один человек, умевший расшифровывать Мамины безмолвные послания, — ее сиделка, но Папа уволил девушку за то, что та задавала слишком много вопросов.
Папа остался на веранде. Он пристально смотрел на небо, до тех пор, пока на горизонте не появилось темное облако, похожее на маленькое грязное пятно, — долгожданный муссон приближался. Зародившись над водами Аравийского моря, он быстро двигался в сторону Мумбаи.
Папа не зря все утро смотрел на небо, как он и ожидал, с первыми каплями дождя раздался телефонный звонок. Звонил Амит. Он сообщил, что Ганеш Второй родился. Мальчик здоров, на руках и на ногах у младенца положенное количество пальцев; едва появившись на свет, он издал громкий сердитый вопль. Сейчас Фарха и ребенок находятся в послеродовой палате. Оба чувствуют себя превосходно.
На самом деле к тому моменту, когда Папе сообщили радостную весть, дождь уже минут сорок молотил по крыше веранды, однако для семейной легенды, которая позже будет передаваться из поколения в поколения, это не имеет особого значения. Легенда утверждает, что Ганеш Капур родился именно в тот момент, когда начался муссон. Возможно, в другое время и в другой стране подобное совпадение показалось бы дурным предзнаменованием, но только не в Индии.
Прежде чем отправиться в больницу. Папа зашел в домашний алтарь, посвященный богу Ганешу, чье имя носил он сам и в честь которого назовут его новорожденного внука. Папа вознес благодарственную молитву, зажег палочку с благовониями и рассыпал цветочные лепестки перед статуей Ганеша — мудрого бога с головой слона, бога успеха и здоровья, покровителя наук, грозного разрушителя злых чар и иных препятствий, которые могут возникнуть на пути человека.