Платье Фрида по привычке отправила в огонь – и оно сгорело, как сгорел бы цветок: мгновенно съёжилось, почернело и тут же рассыпалось пеплом. А броши превратились в бабочек, ярких, алых с фиолетовым, бабочек. Вспорхнув, они исчезли за окном.
Фрида проводила их взглядом, потом потёрла концы пояса друг о друга и шепнула:
- Тебя я тоже отпускаю.
Пояс в руках потяжелел – и соскользнул на пол.
- Ты мне только домашних не распугай, - попросила Фрида громадную гадюку, и та, качнув головой, тоже поползла к окну. Тихонечко.
Не обращая на неё внимания, Фрида прошла к зеркалу на столе и из резной, украшенной янтарём, шкатулки достала марлевый мешочек с твёрдым маслом для ванны. Вернее, смесью масел: мандарина, лаванды, сандала, с добавлением зёрен овса, лепестком розы и сушёных ягод чёрной бузины. Масло для ванны Фрида делала сама, как и почти всю свою косметику. И для матери, и для сестёр тоже. Даже Мэри кое-что перепадало. Здесь Фрида позволяла себе немножко «поведьмачить»: всего-то приготовить по старинным рецептам правильно собранные травы или качественные масла, которые, правда, пришлось поискать, порыскать чуть не по всей империи. Но оно того стоило.
В воде от мешочка почти сразу пошла душистая пена – Фрида любила пену и всегда добавляла кусочек мыльного корня в свои масла. А мешочком с разбухшим овсом, ягодами и лепестками было приятно натирать кожу – она потом становилась восхитительно нежной и сладко пахла. То, что нужно после двухнедельной дороги домой. Тем более – Фрида отсчитала – завтра крайний срок, когда у неё должны были начаться месячные кровотечения, а с ними вот так запросто в ванне не поваляешься. И так что-то они на этот раз задержались на пару дней. Но это бывает из-за вуали между мирами. Первое время, приближаясь к ней, Фрида вообще теряла сознание. Сейчас стала выносливее, но иногда вуаль, граница, искрящаяся от магии, так что увидел бы и обычный человек, всё ещё отражалась на её здоровье.
Фрида откинула голову – затылок больно упёрся в край ванны. И на мгновение закрыла глаза…
- Ваш шоколад, мэм.
Фрида потянула носом и действительно почувствовала сладковатый аромат.
- Спасибо, Мэри. Поставь на столик.
- Да, мэм. И ваша тетрадь.
- Давай её сюда. – Фрида вытерла руку о заранее приготовленное полотенце.
- Может быть, вам лампу зажечь, госпожа?
Фрида откинула голову, уселась поудобнее, аккуратно, чтобы не намочить страницы. Свет от огня в камине вполне позволял читать.
- Нет, спасибо. И можешь идти. Только пришли через час кого-нибудь, пусть уберут ванну.
- Да, мэм. Спокойной ночи, мэм.
- Спокойной ночи, Мэри.
Фрида ещё немного понежилась, читая. Потом промыла волосы – ромашка, зверобой, желтки куриных яиц и морская соль всё с тем же мыльным корнем. За это время вода успела порядком остыть, и вставала Фрида без сожаления. Она завернулась в полотенце и, когда – ровно через час – в комнату тихонько постучались горничные, Фрида уже сидела на пуфике у зеркала, водя черепаховым гребнем по мокрым, свивающимся в кольца волосам.
Ванну унесли, и Фрида с облегчением вздохнула. Всё. Теперь она до завтра одна, можно расслабиться.
Гуляние в деревне потихоньку стихало. Фрида ещё немного поработала, подправив планы уроков. Потом, зевая, под «песню» сверчков перебралась на кровать. Спать хотелось невыносимо.
Огонь в камине почти догорел и давал лишь немного света – но в комнату заглядывала луна, и от её серебристого света было почти так же светло, как и с лампой. Недавно в таком же неверном свете… Фрида вздохнула и прогнала глупые мысли. Однако впервые в жизни ей не хотелось спать одной.
Под кроватью завозились.
- Робин, - давя зевок, протянула Фрида, привставая на локтях. – Ну как вы тут без меня? Всё было спокойно?
Брауни – маленького ростика старичок с коричневым, точно вымазанным в грязи лицом – взобрался на прикроватный столик и уселся, болтая ножками в ярко-голубых сапожках.
- Всё, хозяйка, - со вздохом отозвался он.
Фрида потянулась, достала из дорожной сумки алый свёрток.
- Держи. Тебе за службу.
Брауни повеселел и свёрток взял с поклоном, хотя это давно уже стало традицией. Фрида быстро заметила, что её домовому нравятся яркие цвета, особенно красный, и приносила в гостинец с «той стороны» одежду. Первый раз Робин попытался возмутиться: что, дескать, не нравится моя работа, выгнать хочешь? Но потом (после примерки) решил, что и сам тут останется, и на мнение хозяйки ему плевать. А обновке он всегда рад, так-то. «Я против воли никого не держу, - сказала тогда Фрида. – А за службу тебе благодарна. Сам Лесной король дал мне кленовые осенние листья для твоего наряда». И польщённый брауни от гостинцев больше никогда не отказывался.
- У нас-то всё хорошо, хозяйка… - спрятав свёрток, начал Робин. – Правда, девица эта снова твои наряды мерила. И брошку с янтарём, ту, в виде стрекозы, себе забрала.
Фрида только отмахнулась. Брауни Мэри не любил – та почему-то вечно наступала на его миску со сливками. Или отдавала их кухонному коту, который, конечно, чужое (а тем более фейри) не пил, но Робин всё равно обижался.
- И конюх с одной из горничных давеча на сеновале кувыркались…
- Робин! Есть что-нибудь, что мне нужно знать прямо сейчас?
- Всё нужно знать прямо сейчас, - отрезал брауни. – А то неправильно рассудишь, что важнее, потом плакать будешь, стенать, меня звать…
- Робин.
- Вот-вот, - вздохнул брауни. – У нас-то всё ладно, а вот в столице, говорят, мужчин режут.
Фрида снова зевнула.
- Ну и что? – А про себя подумала: «Ну не женщин же».
Малыш-фейри покряхтел, повозился и, наконец, ответил:
- Из наших кто-то режет.
Фрида вытаращилась на него в темноте.
- Из наших? В столице? Робин, ты говоришь глупости. Кто из наших рискнёт колдовать в столице, под носом у Серого?
Брауни только плечами пожал.
- Кто-то рискнул. Посиди пока в сторонке, хозяйка, не суйся к родне.
- Они обо мне четыре года не вспоминали, - хмыкнула Фрида. – Так что не волнуйся, Робин, не вижу причин им звать меня сейчас.
Брауни как-то странно посмотрел на неё, но из-за сумерек Фрида не поняла его взгляда.
- Ещё Лесной король просит тебя о встрече.
Фрида тут же вспомнила оленя с рогами-короной. Ну конечно, король обожает показывать людям знаки…
- Зачем?
- Да откуда же мне знать? Приходи завтра куда обычно после заката.
Фрида снова откинулась на подушку и закрыла глаза.
- Я же только что от него…
- Хозяйка, если он будет просить найти того из наших, что человеческих мужчин в столице режет, не соглашайся, - решительно заявил вдруг обычно спокойный брауни. – Это верная смерть. Наши из города все бегут и такие слухи разносят, что даже пересказывать их страшно. Не езжай в столицу, хозяйка, тут пережди.
Фрида улыбнулась. Забота домового была приятна.
- Спасибо.
Робин, кряхтя, слез со столика.
- А детскую-то тебе обустроить? Если сейчас начну, как раз к сроку поспею.
- Что? – выдохнула изумлённая Фрида. – Какая детская? Робин, нет у меня ребёнка, ты что?
Брауни только хмыкнул да исчез в потёмках, а Фрида снова закрыла глаза. Наверное, кто-то опять добавил в его сливки маковое молоко. Или насыпал сахар, от которого Робин тоже пьянел. Сердобольная кухарка, бывало, это делала, а мак проливала одна из горничных. Случайно, но метко. Первый раз напившийся Робин буянил, а после нёс околесицу. Вот и сейчас снова, поди, напился. Слуги-то тоже начало мая отмечали, вот и опоили случайно домового…
Фрида повернулась на другой бок и расслабилась. Вздохнула, чувствуя, как затягивает её дрёма. В голове вдруг мелькнула строчка из книги Мэри: «Её… тело трепетало… когда он… настойчиво перебирал внутри неё пальцами…» Память услужливо подкинуло Фриде воспоминание: как трепетало её тело, и как его пальцы играли на «струнах её души».
Улыбнувшись, Фрида во сне снова скользнула на ту поляну у озера. И снова наглец-фейри обнимал её, только рогов у него больше не было, а концы его волос падали Фриде на плечи. Он шептал, какая она красивая, а его руки гладили её спину, и Фрида замирала от удовольствия. У него оказались просто волшебные руки.