Шесть, ноль, восемь — это ты…
И двенадцать — это мы…
— Мне нужен МОЙ телефон.
— Тогда жди следователя, — девушка удаляется, но в дверях вдруг застывает, словно что-то вспомнив. — Пойдем. Я отведу тебя к психологу.
— Обязательно сейчас?
— Ты хочешь выйти отсюда поскорей? Или месяц будешь валяться на грязной постели с трещиной в ребре? Дело твое, конечно, но я бы не смогла вот здесь долго жить, — она обводит взглядом мою каморку.
А я даже свыклась с ней уже за пару дней, но Марина права — нужно сваливать. Да и в душ хочется невыносимо.
— А что тут, — показываю на себя, — трещина?
— Два перелома. То я так: аллегорично, — девушка, блеснув взглядом, закусывает губу, будто от удовольствия.
— Уговорила, — встаю и иду за ней.
Аккуратно проходим коридор. Больные снуют по своим делам, тихо перешептываясь между собой. В левом крыле разборки второй медсестры и технички: неинтересно.
Наблюдаю за Мариной.
Она двигается плавно, мерно раскачивает пухлыми бедрами. Девушка — кудрявая, маленькие русые завитушки все время выползают из-под головного убора, и она прячет их, запихивая на место. Медсестра прихрамывает, или нога болит или травма. Это почти не заметно, но я хорошо читаю походки, даже очень, и такую в будущем узнала бы с первого раза.
Раз, два, три, четыре… в ритме сальсы сбегаю за Мариной по ступенькам. Ох, зря: простреливает под лопаткой.
— Ты что? С ума сошла?! — пищит она, открывая передо мной стеклянную дверь.
Я иду вперед, а глаза наливаются слезами. Больше не буду так. Больно! Ну, хватит уже!
Марина бурчит:
— Распрыгалась тут. Вчера едва с того света вытащили, а теперь вон — скачет, как лошадь.
— Как мотылек, почему сразу, как лошадь? — хрипло оправдываюсь я, выдавливая смех с привкусом горчицы.
— Да это я так: к слову. Все. Пришли. Назад дорогу сама найдешь. И не прыгай больше!
Усердно киваю.
Марина идет по коридору, а я слышу, как она все еще возмущается: «Не ну, мало того, что отвечаешь за них головой, так и еще, как коняки тут…»
И ее бормотание обрывает скрип двери.
В кабинете Веры Васильевны прохладно и пахнет еловыми шишками. Мне вспоминается Новый год и мандарины.
Обожаю веселые праздники в кругу семьи, жаль, последнее время собирались нечасто. Мы все выросли. У каждого семьи, работа, съемное жилье. Сестры больше в кругу друзей отмечали, брат обычно уезжал с компаньонами в горы — кататься на лыжах, а я, как всегда, или работала, или отходила от предновогодней нагрузки. Попадала к родителям только третьего или четверного января, и то, как повезет.
Психотерапевт открывает дверь шире. В проходе она смотрится, как волшебница. Свет из окна оттеняет ее статный силуэт, волосы аккуратно подобраны.
— Проходи, Вика, — женщина пропускает меня вперед и показывает на небольшой диванчик.
Хочу сесть достойно, но мягкое сидение проваливается, и я чуть ли не закидываю ноги к верху. Хихикаю. Меня эта больница и путаница с суженным-ряженым скоро доведут до истерики. Тело отзывается резким прострелом в ребрах.
— Осторожней, — улыбается доктор и садится напротив за массивный стол с кипой папок на краю.
Ее лицо мне кажется знакомым. Теплые желтые глаза и слегка выгнутые брови. Бросаю взгляд на ее серьги: камушек-гвоздик переливается на солнце и засвечивает глаза, цепочки колышутся от выверенных движений. Она берет ручку, вытягивает листик из стопочки, а затем листает тетрадь, наверное, мою историю болезни.
— Вика, расскажи, как ты себя чувствуешь?
И тут меня начинает трусить. Я осознаю, что наступило время тех самых вопросов.
— Как после аварии, — бормочу и прячу голову поглубже в шею, будто страус в песок. Рассматривать ковер — лучший из вариантов поведения, которые мне сейчас приходят на ум. Я не хочу отвечать, не хочу вспоминать, а еще больше, не хочу говорить о Марке.
— Ко мне заходил следователь… — и Вера Васильевна бьет по самому больному, — он просил провести с тобой беседу о муже.
Неслышно скриплю зубами. Охаю от нового прострела в ребрах. Дышать становится тяжелей, вместо вдоха неприятный булькающий свист.
— Виктория, ты точно в порядке?
— Кажется, — отвечаю с усилием.
— Послушай, все что ты здесь скажешь, будет только между нами. Только если, конечно, ты не убила кого-то, — сквозь улыбку женщины пробивается серьезный настрой. — Лишь тогда я буду вынуждена дать показания. Так как у нас не стандартное посещение, я обязана открывать следствию нужные детали.
Замираю от ее слов. Что она несет? Кого убила? О чем речь? Женщина продолжает: