И здесь меня скручивает от ослепительной боли. Я сжимаю беспомощно живот, но это не помогает. Из глотки вырывается стон.
— Вика? — Вера Васильевна склоняется и смотрит на меня. Свет больно режет сетчатку. Женщина отодвигает мою руку, и я вижу, как яркое алое пятно расплывается по футболке.
Глава 3. Кто ты?
В каморке полумрак. Приоткрываю тяжелые веки и вижу обеспокоенное лицо Марины, а поодаль — Бенедикта Егоровича. Они говорят приглушенно, почти шепотом. Я не могу разобрать смысл.
— Давай, и начнем…
— Хорошо, — отвечает девушка и прокалывает мне кожу на внутренней стороне локтя, после чего я медленно уплываю в морок сна.
С глубоким вдохом выскакиваю из объятий Морфея. Будоражит назойливое ощущение, будто на меня смотрят.
Не моя палата — совсем другая. Широкая и чистая. Отмечаю красивый узор на паркете и персиковые шторы с ламбрекенами. Освещение в комнате от небольшого бра на противоположной стене.
— Вика… — кто-то шепчет в стороне. Нервно вздрагиваю и поворачиваю голову.
На меня смотрит синеглазый черноволосый мужчина. Ковыряюсь в памяти кто это может быть, и меня, словно кнутом, встегивает воспоминание — Марк.
Он какой-то другой, не такой как тот. Совсем другой, будто обновленный.
Сколько я пролежала в отключке? Почему нахожусь здесь?
Кровати стоят рядом. Нас разделяет провал шириной в локоть. Лицо мужа сухопарое и светлое: никаких бинтов и пластырей, ни одной гематомы. Несколько ссадин и царапин на подбородке и три скобы возле нижней губы.
— Сможешь подойти? — шепчет он. Голос кажется немного охрипшим.
Я замираю. Натягиваю повыше одеяло. По ощущениям я в тонкой ночной сорочке, считай, почти голая. Что я здесь делаю?! Где моя норка?
Марк ждет.
В больнице тишина. Закрытые шторы и светильник говорят о том, что сейчас либо поздний вечер, либо ночь.
— Медная моя, иди ко мне, — настаивает мужчина.
От его слов сковывает сильней. Надо отсюда как-то выбраться, и желательно — без шума.
Я не смотрю ему в глаза. Вцепившись онемевшими пальцами в края одеяла, направляюсь к двери. Посередине комнаты запутываюсь в ткани.
— Вика? Что случилось? Куда ты? — бормочет Марк вслед.
Не буду отвечать. Не буду!
Скрипит кровать: Марк приподнимается. Слышу его шумное дыхание.
Дверь распахивается, и вперед выступает Лиза.
— О, рыжая проснулась! — она сгребает меня своими лапищами и разворачивает назад. Я чуть ли не волочусь по полу. — Тебе что, приспичило?
Киваю, еще киваю и еще, чтобы понятней было. Это невозможно! Поселили меня с чужим мужиком! Как я должна на это реагировать?
— У вас тут все удобства в палате. В коридор можно не бегать, — девушка выталкивает меня в середину комнаты.
— Я не могу здесь лежать!
— Почему это? — удивляется медсестра. Ее длинные ресницы пляшут, как веера.
— Не могу, — выдавливаю, понимая, что если скажу, что не помню — полечу сразу в отделение совсем по другому адресу. Что мне стоит помолчать?
Оборачиваюсь и смотрю на Марка: он следит за мной приторным взглядом, таким ласковым и нежным… аж тошно. Другая мечтала бы об этом, а я горю. Не хочу! Верните мою жизнь!
— Здесь матрац жесткий. Я не могу спать, ребра ломит, — мелю все подряд. — Можно мне назад, в ту палату?
— Двинулась? Это подсобка была, — Лиза скидывает с меня одеяло и толкает в сторону душевой. Я прикрываюсь руками: ночнушка слишком прозрачная.
Марк, глаза его синие, вылупился и смотрит, как зачарованный.
— Давай бегом, пока я добрая, — смеется медсестра. — Когда выйдешь, поможешь мужу. Я думаю, что вы тут сами разберетесь. Все, спокойных вам снов, счастливчики, и не буяньте! — она грозит пальцем и, кокетливо виляя задом, исчезает за дверью.
Я застываю. Марк довольно улыбается и манит рукой.
— Вика, ну, что ты как не своя? Иди ко мне!
Отступаю машинально.
— Я…
— Ну, хватит! Я знаю, что ты в шоке, но уже все хорошо. Иди сюда, медная, — он тяжело приподнимается и скидывает ноги с кровати. Он же после операции!
— Как-то быстро ты оправился, — бормочу, отступая. Спина упирается в холодную стену.
Марк едва заметно стреляет взглядом. Затем выдыхает и, все же, встает.
— Да ничего серьезного. Пару ребер сложили и зашили порез на плече.
Только сейчас замечаю похожую перемотку, как у меня, под его футболкой. Она слегка выпирает через трикотаж, бинты захватывают большую часть левого плеча.
Задерживаю дыхание. Он чужой мужчина. Я его не знаю, знать не хочу, и не желаю, чтобы он подходил.