Выбрать главу

Кажется, раны на лице затянулись слишком быстро. Веду пальцами по шву на щеке: нити уже нет, ее Марина еще в больнице сняла, остался только едва видный тонкий рубец. Хороший врач этот Зуев: кожу сложил идеально. Может даже не особо видно будет шрам, и я смогу получить главную роль в мюзикле.

Все-таки завязываю хвост.

На удивление, чувствую моральное облегчение сегодня. Это не объяснить. Тело немного ломит, а в голове ясность. И как жутко хочется танцевать! Именно морально тянет, физически не сказала бы, мышцы, будто не мои: слишком ослабленные.

— Вик, ты еще долго? Завтрак стынет, — Марк снова за дверью. Кажется, сейчас, как верная кошка, станет скрести по дереву.

Ну, что ж? Будем как-то жить и пытаться вспомнить. Другого выхода нет. Нужно только с родителями связаться, а то вчера… А что было вчера? Со мной явно что-то не так. Помню, как мы с Марком говорили, а потом — провал.

Что же было вчера?

Смотрю на отражение. Тянусь к глазам, чтобы расправить слипшиеся ресницы. На белке, под болотного цвета радужкой, замечаю какую-то точку. Такого не было раньше. На втором симметрично такое же золотистое пятнышко. Оно внизу, почти под веком, и оттого едва приметно. И, кажется, оно сияет. Моргаю. Сердце бьется учащенно. Наверное, это очередной сон. Щипаю себя за руку и шикаю от боли.

— Вика, все в порядке? — спрашивает «муж» и сильней стучит в дверь.

Вот пристал!

— Да, я уже иду.

Смотрю снова на странные точки в глазах. Сияния нет. Ну, и ладно. Последнее время я вообще у многих замечаю похожее свечение. Вот у Марка, например, а еще у Зуева видела один раз. Может это просто мое больное воображение? Может это просто побочный эффект после аварии? Сотрясение, и все такое.

На кухне светло и привычно пахнет корицей. Люблю ее, часто пеку с ней сдобу. Стол застелен белой скатертью, там уже дымятся две чашки кофе, на тарелке бутерброды с сыром. Непривычно, когда за тобой кто-то ухаживает.

Марк небрежно целует меня в висок и жестом приглашает к столу.

— Выспалась?

— Кажется, да, — присаживаюсь и пытаюсь понять, что не так.

Хлопковые шторки с ярким фруктовым рисунком, несколько цветков в горшках, магнитики на холодильнике. Ничего особенного, все так же, как и перед моим уходом на кастинг.

Но на сердце все равно неспокойно.

— Молоко? — спрашивает Марк и присаживается напротив. А я смотрю на него, затем на кофе, и понимаю в чем дело.

Я всегда пью горячее из одной чашки, которую подарили мне на одном из конкурсов. Она светлая, широкая и с золотистым ободком.

Сердце пропускает удар, я понимаю, что все идет как-то против шерсти.

— Марк, кто ты?

— Вика, да что ты заладила?! — он громко ставит свою чашку на стол, такую же точно, как у меня в руке — узенькую, кремового цвета с принтом бабочки на одной стороне.

— Я никогда не пью кофе или чай из этих чашек.

Наблюдаю. Мужчина медлит, затем кусает хлеб и мне кажется тянет с ответом.

— Ток мыо жо, когдоа стоали вместе жить, — он прожевывает еду и запивает ее кофе. Затем уже разборчивей добавляет: — Решили пить с одинаковых.

— Я не помню.

«Муж» пожимает плечами.

— Ты меня чужим воспринимаешь, как ты можешь вспомнить такие мелочи? — он встает. — Так что? Молоко будешь?

— Нет. Я думала такие вещи муж должен знать.

— О чем ты?

Молчу. Марк вытягивает максимально вверх густую черную бровь.

— Я не пью молока.

Замечаю, как он судорожно сглатывает и холодные глаза, словно стреляют в меня гневными искрами. В миг взгляд светлеет, губы изгибаются в скошенную улыбку.

— Ой, забыл, прости. Наверное, тоже после аварии местная амнезия случилась, — мужчина собирает посуду и принимается все ополаскивать. Будто намеренно оборачивается ко мне спиной, чтобы я не могла видеть его лицо. Но я слышу, как сильно стучит посуда об мойку. Нервничает.

У меня появляется мерзкое чувство, что меня обманывают. «Мурашки» ползут по плечам, забираясь под футболку. Обнимаю себя, чтобы прогнать неприятное ощущение.

— Я пройдусь немного, — говорю я и быстро встаю.

У Марка что-то выпадает из рук и грохочет по раковине.

— Ты только из больницы, я тебя не отпущу.

— Ну, не сидеть же мне в четырех стенах всю жизнь?! — возмущаюсь я.

— Нет. Но недельку-другую придется. Ребра хоть и треснули, но велика вероятность из-за нагрузки сломать. Даже не думай. Пообщаемся как раз, я тебе расскажу все, что попросишь. Может это поможет вспомнить, — он вытирает руки о полотенце, отбрасывая его в сторону. Подходит ближе и, легко толкая меня на мягкое сидение, присаживается рядом. Я непроизвольно отодвигаюсь. Но Марк все равно запрокидывает руки и притягивает к себе.