— Немного, совсем немного, — проговаривает Марк у самого уха. Я чувствую, как он дышит и не могу пошевелиться. Слишком тревожно на душе от этих прикосновений. Невероятно тревожно. До остановки сердца.
— Ты понимаешь, что мне тяжело воспринимать происходящее? Для меня все по-новому. Ты — новый.
— Я знаю, — шепчет и целует скулу, вытянувшись еще сильней из-за спины. Его длинные волосы щекочут шею. Ловлю новую волну мурашек. Так играть невозможно. Муж или не муж?
Марк прокладывает дорожку назад, по руке к плечам, затем опускается к ключице. Разминает ее и небрежно опускается ниже. Перехватываю его пальцы.
— Не нужно. Не сейчас.
— Но я же вижу, что ты чувствуешь. Позволь. Ты помнишь их — мои прикосновения.
— Ты делаешь мне приятно, мне нет смысла скрывать, но морально я не могу. Это неправильно. Словно я надела чужую обувь: удобную, красивую, но не свою.
— Но я же твой, — чуть поворачивает мой подбородок к себе, и я сталкиваюсь с его васильковым взглядом. Снова эти снежинки!
— Марк, твои глаза…
— Что? — он переходит вперед и присаживается рядом на диван напротив. Тянет меня к себе. Я пытаюсь прикрыться и схватить футболку, но он отбрасывает ее в сторону.
— У тебя в глазах какой-то блеск, — говорю я, и чувствую, как напряглись на мгновение его пальцы.
— Тебе показалось, — мужчина порывисто прижимает меня к своему громадному плечу. Да так сильно, что я уже не могу ничего сказать.
Слышу биение наших сердец и запах Марка. Он гладит руки, переплетает наши пальцы, отчего не выходит усмирить дыхание. Снова появляется жгучее желание выбраться на балкон.
— Мне нужно подышать.
— Там жарко. Если захочешь, вечером пройдемся по парку.
— И что мне дома делать весь день? Я не выдержу в четырех стенах. Отвези меня к маме.
Он сжимает мне ладонь до боли, затем шумно выдыхает.
— Вика, только ты не волнуйся.
— О чем ты? — а сердце уже пропустило удар.
Марк не отпускает меня. Я поднимаю голову и пытаюсь заглянуть в его глаза. Замечаю, как утончились мужские губы, как дернулись вниз их уголки.
— Вика, родители погибли еще два года назад.
Сказать, что меня прошибло током — ничего не сказать. Я превращаюсь в ток. Вцепляюсь огрызками ногтей в его руку и скриплю зубами.
— Нехорошая шутка… — процеживаю и резко встаю. Хватаю футболку и надеваю ее трясущимися руками.
— Медди, это сложно, я понимаю, но…
— Не называй меня так! — кричу. Истерично, не сдержанно, до хрипа в голосе. — Ты врешь! Я это чувствую, это не может быть правдой.
— С чего ты решила, что я обманываю? — спокойно холодно отвечает Марк и отклоняется на спинку дивана.
— Просто вот здесь скребет, когда смотрю на тебя, — показываю на грудь и направляюсь из комнаты. На пороге оборачиваюсь, и бросаю ему: — Только я не понимаю зачем тебе все это.
— Что это? Золотая, ты несешь чушь!
— Чушь — это то, что сейчас со мной происходит. Я всю жизнь посвятила танцам, у меня хорошие добрые родители, внимательный брат, и живу я одна!
— Нет, со мной. Или штамп в паспорте и кольца уже не доказательство?
— Почему тогда у нас фамилии разные?
Марк встает и подходит ближе. На бледных щеках играет румянец.
— Потому что ты так захотела, — мягко отвечает он.
— Это нелепо. У меня нет такой придури. Я бы взяла фамилию мужа, если бы вышла…
— Хорошо, как только ты поправишься, сменим фамилию, — мужчина останавливается рядом и тянется ко мне.
— Прошу… — пячусь.
— Вика, ты делаешь мне больно. Я ведь тоже только кости собрал. Это жестоко.
— Я не могу.
— Что не можешь? Жить не можешь, радоваться, что жива осталась, любить не можешь? Что из этого?
Он напряжен и зол.
Марк внезапно оттесняет меня к стене, после чего упирается ладонью где-то над моей головой.
— Не знаю, — лепечу я.
Когда вижу этот гневный взгляд, пронизывающий сердце холодной синевой, понимаю, что я, настоящая бабочка в банке… Если Марк взбесится, он может со мной сделать что угодно. Нервно сглатываю. Я ведь его не знаю. Не знаю какой он и на что способен.
— Я не против идти тебе навстречу, но полного игнора не буду терпеть. И хватит молоть ерунду.
— Это я мелю?! — взрываюсь. — Это ты сказал, что родители мои умерли!
— Но это правда! — кричит он и хлопает по стене.
От шока не могу пошевелиться. Кажется на голову сыплется песок.