— Данкас, только не говори, что вы… Что ты… Да когда ты успел, старый хитрец?
— Хочешь, мы поговорим об этом, и я даже научу тебя паре штук? — он облизнул средний и указательный пальцы и выразительно посмотрел на Айдена.
Тот отшатнулся и, подхватив вещи, побежал к штольне.
— Старый конь борозды не испортит! — крикнул Айдену Данкас.
Катасах засмеялся и пошёл следом.
Спустившись ниже уровня земли в полную темноту, целители рассекли ладони и тихонько шлёпнули ими о пол, чтобы не нарушать опасное равновесие старых шахтных стволов. Они вместе призвали en on míl frichtimen, и земля вздохнула, беззвучно расцветая мириадами светящихся грибниц, пронизывающих стены, пол и потолок. Целители неслышно ступали, вслушиваясь в гулкую тишину. В воздухе висела пыль после обвала, и им пришлось перевязать себе лица. Дышать было тяжело. Наконец мужчины дошли до завала и замерли, вслушиваясь.
— Они там, — Данкас уловил глухой стон. — Давайте, мужики, работаем!
Айден присвистнул: завал был не выше их роста, но камни были крупные и тяжёлые, и складывать их нужно было, не ударяя об землю. Целители быстро устали и испачкались.
Каждый думал о своём. Данкас прикидывал, сколько Молока можно будет оставить себе, если оно не пригодится. Скажем, пригодится, но не всем. Ещё думал, что о нём скажут люди, буде шахта не выдержит ещё и их троих. Будут ли им гордиться дети и жёны. Будет ли Глендан, тенлан его дери, оплакивать его, ну или хотя бы скучать. Данкас всхлипнул, умилённо представляя рыдания Глендана над своим посиневшим телом. Катасах гнал от себя видение Дины со сломанной спиной и просил en on míl frichtimen оставить шахтёрам побольше воздуха и сил. Ну, а Айден взвешивал, какой наставник был бы для него удобнее, благоразумнее и — безопаснее. Раньше Данкас казался ему превосходной альтернативой, но, оказавшись с обоими целителями на вызове, юноша уже даже и не знал, кто для него лучше — упрямый и строгий, несмотря на видимую тактичность, Катасах или разнузданный, но не отступающийся Данкас.
У целителей тряслись руки и ломило спины, когда они наконец убрали последний камень, и можно было добраться до раненых. Из двух дюжин не смогло жить только двое. Остальные были на удивление живы, почти здоровы — несколько вывихов и переломов на всех, — но сильно обезвожены. Поднявшись на поверхность, шахтёры и целители попадали на землю, жадно глотая свежий воздух и запивая его остатками Молока.
Когда Катасах и Айден переодевались и смывали седину каменной пыли, Данкас не без удовольствия наблюдал за обоими, прихлёбывая из плошки.
Он жмурил внимательные жёлтые глаза, рассматривая прекрасные лопатки худощавого и крепкого Айдена, такого неопытного и открытого к общению и новым знакомствам, и его наполняло блаженство и удовольствие от красоты, входящей в его глаза. И Катасах. С отяжелевшими, будто пьяными, от усталости веками. Сегодня эти широкие плечи с белёсыми шрамами снова шли напролом, пренебрегая инстинктом самосохранения и подвергая их опасности. Эти плечи и эта прекрасная грудь с густыми светлыми волосами. Данкас помнил каждый зашитый им шрам и каждую наложенную на Катасаха повязку. И глубокие вдохи лекаря от прикосновений его иглы…
Немного отдохнув, Катасах допил Молоко и, тяжело ступая, пошёл к управляющему. Данкас и Айден догнали его.
— Вы обязаны закрыть шахту, — с нажимом говорил он. — Люди работают в недопустимых для жизни условиях. Я уже второй раз на обвале с лекарями. И каждый раз у нас умершие. Так не должно быть!
— Послушай, туземец. Сделал свою работу — и иди на все стороны. Не тебе учить меня, как работать.
— Но страдают ваши же рабочие!
— А это не твоё, туземец, дело.
— Полагаю, со здоровыми и сильными рабочими и добыча будет быстрее и эффективнее? — вкрадчиво добавил Данкас.
Управляющий, казалось, только что заметил его присутствие, и теперь перевёл на него презрительный взгляд.
— Убирайтесь отсюда и не лезьте в наши дела. Я вас сюда не звал, вот и валите нахер.
Челюсть управляющего коротко хрустнула и сбилась набок. Он осел на пол и захлопал глазами. Катасах встряхнул кулак и вышел, хлопнув дверью каморки. Айден вытаращил глаза на Данкаса и, бросив короткое «ну, мы пойдём», выскользнул на улицу.
— Дайте вправлю, — мягко сказал Данкас и поставил челюсть на место. — Прикладывайте холод. Всего наилучшего.
***
— Учитель, ты так обезболиваешь андригов? — спросил Айден, забираясь на лошадь и опасливо глядя на Катасаха.
— Нет. Так я обезболиваю баранов, — буркнул тот и шлёпнул лошадь пятками по бокам.
========== 6. Слово на ветру ==========
Комментарий к 6. Слово на ветру
По многочисленным просьбам лексика островитян возвращается в текст.
Трек: Sezen Aksu - Gidiyorum
¹ En on míl frichtimen — Тысячеликий бог
² Minundhanem — наречённая/-ый возлюбленная/-ый, священный союз
К следующему Празднику после «церемонии Тупого Серпа» у хранительницы мудрости на рожках завязались крошечные бутончики.
Разумеется, поначалу Мев испугалась и беспокойно начала искать хворь, но ничего не нашла. Эхо сердца en on mil frichtimen¹ было звонким и ритмичным, поэтому она быстро успокоилась и сосредоточилась на предстоящем.
Она собиралась, насвистывая песенку о союзе белого орла и красной тигрицы. Люди Тени беспокойно переглядывались, и подозрительно шептались.
То ли в стуке листьев друг об друга, то ли в звоне ручья ей слышалось слово «minundhanem² », эхом отдававшееся среди негромких голосов Людей Тени.
Когда в прошлый раз Катасах обезоружил её своей приветливостью, Мев совершенно заслуженно улыбнулась ему своей грозной и безумной улыбкой: «Ещё одно слово — и глаза высосу», но… целитель широко заулыбался и на одном дыхании выпалил стишок, краткое содержание которого сводилось к тому, что
— будь он весёлым солнцем, то был бы не прочь оказаться сожранным таким прекрасным зубастым ртом;
— будь он клыкастым вожаком грозных тенланов, красивый длинный рот хранительницы мудрости посрамил бы его до конца времён;
— будь он сладким мёдом, как бы ему хотелось оказаться на остром языке, что скрывают крепкие зубы такого превосходного рта;
— будь он водой, тотчас же омыл бы прекрасные губы и разомкнул грозные зубы, и остался бы каплями на ямочках щёк, что за ним…
И тогда лицо Мев впервые за всю долгую жизнь предало госпожу и ответило густым горячим румянцем, и она засмеялась, спрятав лицо в ладони.
А потом они сидели после церемонии, накрывшись одеялом с цветами клана Речных Целителей, и Катасах рассказывал ей об удивительных видениях во время самого ритуала, а Мев внимательно слушала, и радовалась глубине понимания недоступных человеческому восприятию процессов.
Он звал её на редкие случаи утверждения смерти земляков, и хранительница мудрости проверяла его гипотезы, вынимая из тел последние воспоминания и шёпотом читая чужую агонию. Она любовалась его убедительностью и строгостью, с которыми целитель просил хвори покидать тела несчастных. А однажды ей рассказали, как он сумел ухватить и вырвать самого Красного Червя из тела девчонки из Красных Копий, да так, что Красный Червь покинул жертву скорее от напора Катасаха и удивления, чем под воздействием трав и снадобий.