Ей не хотелось закрывать от него изуродованные пальцы со шрамами, а ему не хотелось выпускать их из своих больших теплых ладоней.
На праздничные Советы старейшин Винбарр с Катасахом всегда приходили первыми, чтобы обсудить без посторонних Важные Вопросы; — иными словами, заняться мужской болтовнёй и поржать, пока никто не видит. Мев всегда приходила самой последней, и, вопреки этикету, всегда садилась у ног Винбарра и Катасаха. Она никогда не брала слово, просто сидела и заинтересованно слушала, читая истинный голос их духа, клавший символы на лица Наивысочайшего и целителя.
И Катасаху всегда льстило, что Мев садится именно так, и именно рядом с ними, именно в ногах, позой собственного тела, не терпящего возражений, провозглашая их с Наивысочайшим главенство. Винбарр-то ладно, он — сын Хранителя, сам будущий Хранитель, руки и глаза en on mil frichtimen, щит и меч Тир-Фради, воин-жрец… Но чем глупый Катасах заслужил такое глубокое почтение от нелюдимой Мев…!
Однако скоро он привык и перестал придавать этому значение.
Как-то на Совете заскучавший Винбарр стал наблюдать за лицом Мев. Она склонила голову на бок, и шевелила большими красивыми губами. Потом вглядевшись, он понял, что выступавший глава клана повторяет за ней.
— Хранительница мудрости, как ты это делаешь? — тихонько спросил он.
— Этот жрец слишком громко думает? Нет! Он вообще не думает, когда говорит, — так же тихо засмеялась Мев.
— Может хранительница мудрости внушает жрецу слова? — заинтересовался Катасах.
— Зачем? Мев уже видела и это время, и эти слова, и этого жреца.
— Брат мой, Мев видимо стало скучно просто слушать слова, и она их читает сразу из грядущих лун!
Винбарр с Катасахом тихонько захрюкали в кулаки.
Данкас нахмурился:
— Совет вам не мешает…?
— Приносим извинения, Данкас, — поспешно произнес Катасах.
Кроме глав кланов на Советы допускались только дети. Их чистота и ясность чувств не перетягивала на себя внимание, а самое главное — в силу возраста малыши не могли понять смысл обсуждаемых на Советах вопросов, и тем самым нарушить таинства собраний.
Однажды в перерыве, Мев с Катасахом сидели на циновках и обсуждали способы остановки крови без наложения рук, а Наивысочайший считал у собравшихся количество кос и вполуха слушал происходящее в зале, к ним подошла маленькая девочка с плошкой чая, и попросила подсадить её.
Мев сердито уставилась на малышку. Обычно дети боялись хранительницу мудрости, видимо девочка была или очень смелой, или очень глупой.
— Написай лужу и полови в ней рыбок, — начала издалека Мев.
— Зачем ты так, она же маленькая, — Катасах уже был готов защищать ребёнка. Но девочка, не выпуская из рук плошки, шагнула прямо к Мев, погладила её рожки, покрытые мелкими белыми цветами, и радостно затараторила. Мев опешила и попыталась забрать у той напиток. Но девочка грозно насупилась и сделала шаг назад.
— Это не тебе чай. Чай для Него, — девочка посмотрела полными восхищения глазами на Винбарра, сидевшего на своём камне. Услышав слово «чай» Наивысочайший скосил глаза вниз и невольно улыбнулся, увидев широкую беззубую улыбку и протянутую ему плошку. Катасах подсадил малышку, которая отдав наконец чай, вцепилась Винбарру в рога крепкими ручонками.
— Как тебя зовут, маленькая волчица? — задумчиво спросил Винбарр, осторожно снимая детские ладошки с рогов.
— Кера!
Стало так тихо, что Катасах оглянулся. Весь Совет словно воды в рот набрал.
— Она из Ткачей Ветра, Наивысочайший, — быстро проговорил долговязый Глендан.
— Хороший ребенок, правильный — улыбнулся Винбарр.
Мев засмеялась.
*****
В церемониальной хижине было непривычно холодно. Она сидела, поджав ноги и томилась ожиданием. Наверняка снова трудный случай, или тяжелое рождение, или что еще… Женское ожидание, именно так называлось это тревожное чувство. Она поёжилась.
— Приветствую тебя, хранительница мудрости, да сменятся плодами цветы твоих полей, — сбрасывая с себя тунику и не глядя на Мев, быстро произнес запыхавшийся Катасах.
Та заметила несколько огромных синяков, уже пожелтевших, и свежую ссадину. Странно, что он не вылечил их до сих пор. Она поднесла к его груди ладонь, но целитель отпрянул.
— Лягнул андриг. Они в период гона совсем бешеные.
— Видимо, ему до сих пор больно, — предположила она. Катасах взял её под руку и они вышли из хижины.
*****
Мев стояла на холме и смотрела на воды родной реки. Она ничего не понимала, ничего не чувствовала, кроме горького вкуса во рту, и не могла глубоко дышать.
Катасах от неё отвернулся.
Он по-прежнему был её Мечом, она — его Чашей, сила великолепно проходила сквозь него, чище и мощнее, чем раньше. Сам он возмужал и похорошел, всё было лучше, чем раньше, только из печальных глаз его исчезло тепло, а улыбка стала грустной и редкой.
Наверное он наконец нашел хорошую женщину, и теперь ему просто неудобно быть Мечом хранительницы мудрости. Над ним стали смеяться еще после «церемонии Тупого Серпа», видимо не так крепок оказался целитель, не выдержал смешков и слухов. К тому же, на что она могла рассчитывать — он, связанный с солнцем, отважно вырывающий из пасти самой смерти, решительный и спокойный, как утес в любой шторм. Он, которого так любит сама жизнь…
…И она, связанная только с прошлым, отказавшаяся принимать свою судьбу, отвергнувшая своё будущее как Хранителя, и поэтому отвергаемая всеми. Даже целителем её души.
Ветер высушил не успевшую коснуться земли слезинку и унёс с собой хоровод маленьких белых цветков, в которых утонуло священное слово «minundhanem».
========== 7. Спиной к спине ==========
Комментарий к 7. Спиной к спине
Трек: Kingdom Come - Should I [2011 version]
По многочисленным просьбам лексика островитян возвращается в текст.
¹ Renaigse — чужаки
² Minundhanem — наречённая/-ый возлюбленная/-ый, священный союз
Следующие три праздника Катасах приходил без опозданий, с почтительными подношениями, такой же дружелюбный, что и раньше, но словно раненый. Да он и не лечил себя вовсе. Мев замечала, как его тело покрывается незаживающими язвами, которые раз от раза все разрастались. Шутить он перестал совсем. Просто приходил в хижину, опускал взгляд и не поднимал его до окончания церемонии.
— Может целитель ставит на себе новый опыт? — думала она, с сожалением глядя, как его тело слабеет и начинает приближаться к первым стадиям негодности.
Она пыталась заговорить с ним всего один раз, но разговора не получилось. Он мучительно уводил тему в сторону, и всё кончилось обсуждением рецептов новой противоожоговой мази. Стоит ли говорить, что их церемонии перестали быть такими насыщенными и яркими, и несли скорее усталость плоти, чем торжество духа.
Мев наблюдала за ним отрешенно, подняв брови и опустив глаза.
— Может и правда, быть тебе мечом — моей вещью, а не мечом — острием моего духа…
И лекарь начал быть её вещью. Любимой, опекаемой, единственной в своем роде, но — вещью. Мев сама лечила его, замешивала мази из одной ей ведомых ингредиентов, и раздраженно замечала, как он отстраняется от её прикосновений. В конце концов она не на шутку рассердилась и не велела приходить, пока он не приведет себя в порядок.
Не было больше случайных касаний запястий, очарования смущения и законченных друг за другом фраз. Не было откровенных взглядов до церемонии и крепнущего притяжения после…