— Ты слишком много всего должна, Анна. Всем, кроме себя, — Катасах осторожно погладил её по плечу. — Мне больше не с кем посоветоваться, кроме тебя. Я больше не могу видеться с Константином, — он сел перед ней на корточки и коротко вздохнул.
— Вы виделись с ним? — сквозь усталую сосредоточенность в её глазах на мгновение проскальзывает вспышка волнения. — Он не говорил мне об этом. Хотя, он много о чём мне не говорил. Вы сказали, вам нужен мой совет? В чём?.. Я ведь только совсем недавно прибыла на остров, ещё мало знаю о происходящем. Точнее, много. Гораздо больше, чем хотела бы знать. Но отнюдь не всё, что хотела бы. Я не могла не вернуться, — уголки её губ чуть вздрогнули в печальной улыбке. — Потому что вообще не должна была уходить.
— Представляешь, он — чиновник даже в текущем состоянии, — с первого раза к нему не попадешь! — целитель нервно засмеялся. — Я не стал никому рассказывать о нашей с ним встрече, надеюсь на твоё понимание, и не хочу вдаваться в причины. Анна, как же я виноват перед ним… Катасах дал ему большую силу, но не объяснил как ею распоряжаться, а виноват Константин, понимаешь?
Он хлебнул чай, но глоток упал на пол хижины тяжелыми каплями: контроль над материей целителю давался с трудом, когда он нервничал.
— Это из-за меня Константин стал таким. Если бы я довел до конца начатое и научил его всему, да хотя бы тому, что знаю сам, Тир-Фради не узнал бы никакого Самозванца. Ты, надеюсь, видишь это так же отчётливо, как и я сам?
— Я вижу, что он — это всё ещё он, — Анна сцепляет руки в замок. — Он просто запутался. Ошибся. Цена этих ошибок чудовищна, но… Я верю, нет, знаю, что всё ещё можно исправить. Бесконечно тяжело думать, что всё можно было исправить ещё тогда; что у меня просто не хватило на это сил, времени, ума. Это моя вина, Катасах. Не ваша. Вы столько сделали для него, а я даже не успела сказать вам спасибо. Но я скажу сейчас. Спасибо. Спасибо, что были с ним до самого конца.
Катасах нахмурился и грустно посмотрел на неё.
— Спасибо, леди де Сарде. Ты слишком добра к мертвому вождю: я так и не исцелил его.
Он уставился в пол, вспоминая встречу с Константином, и кивнул собственным мыслям.
— Было очень страшно идти к нему после того, что он сделал с en on mil frichtimen³. Подумай только, потерять жизнь ещё раз — слишком. Очень слишком. И представь, как только увидел там, в твоей хижине, Константина, я больше не смог думать о себе. Ты только подумай! Их там трое, Анна. Мой бедный мальчик, Винбарр и Третий. Винбарр говорит, это dob anem shadi⁴. Мне не удалось говорить с ним так долго, как хотелось бы, но я уверен, избыток силы стал для Константина хворью. Как малихор, только на этот раз страдает его душа, а изменения тела — только следствие. — напряжение встречи схлынуло, как только тревога лекаря разбилась о понимание Анны.
— Что можно сделать, Катасах? — Анна вся превращается в напряжённое внимание. — Можно ли как-то… разделить его с этой силой, не покалечив?
Целитель намхмурился и уставился в чашку с чаем.
— Думаю, с моей стороны будет честно не скрывать намерений: никто и ничто не заставит меня… предать его. Снова, — уголки её губ горько опускаются.
Катасах замахал на неё руками.
— Ты руководствовалась чувством долга перед всеми, перед всем миром. Спасла всех, кроме себя самой, моя милая.
Он смотрел на неё, маленькую сильную девочку, и ему становилось поразительно спокойно и хорошо от того, что именно Анна, пусть даже не он сам, будет рядом с Константином в это трудное для всех время.
— С кем бы их точно следовало разделить, так это с Винбарром, — целитель засмеялся. — Ему там точно не место. Это самый жестокий союз изо всех, что знал Тир-Фради. -…и я не уверен, что их получится разделить с тем, Другим. Некоторые хвори покидают тела больных только вместе с их жизнями, понимаешь?
Анна чуть качает головой, и её лицо вновь становится спокойным, а голос ровным. — Так что можно сделать? Вы говорили с Винбарром, может он знает что-то, что может помочь?
Катасах взял её кисти с острыми косточками в свои большие ладони и немного ударил током.
— Ему станет гораздо легче, если ты скажешь ему о своих чувствах и примешь как своего minundhanem5, Анна. Константину так плохо сейчас без путеводной звезды, ты бы знала.
Анна вспыхивает, будто подожженный порох. — Я… — она шумно выдыхает. — Катасах, вы… Вы знали, как он относится ко мне? Простите, это глупый вопрос. Нет, это я, наверное, глупая. Глупая, слепая и глухая.
Катасах мягко посмотрел на неё и положил большой кусок мёда в её чашку. — Это особый знак minundhanem — его видят все, кроме них. Мы с Мев вот только недавно увидели друг друга. Тут не нужно быть семи пядей… — он заулыбался, вспоминая Константина.
— Ты делаешь его сильным, настоящим. Он оживает, когда ты рядом, и умирает, когда ты уходишь. Он очень страдает от того, что не знает твоих чувств, страдает от того, что не уверен, что верно читает их.
Анна на мгновение болезненно зажмуривает глаза.
— Почему же, почему же он никогда не говорил мне этого… Я должна была знать. Я имела право знать. Я… — она часто моргает. — Простите, вам совсем не нужно это выслушивать. Я так сильно хочу найти решение, что совсем вымоталась.
— Пей-пей, вижу, что отдыхать тебе некогда. — он пододвинул к ней чашку с остывшим чаем.
Анна на мгновение болезненно зажмуривает глаза. — Почему же, почему же он никогда не говорил мне этого… Я должна была знать. Я имела право знать. Я… — она часто моргает. — Простите, вам совсем не нужно это выслушивать. Я так сильно хочу найти решение, что совсем вымоталась.
— Да мы, мужики, вообще непонятные люди! — жёлтые глаза Катасаха как будто заулыбались, — подозреваю, это вы, женщины, произошли от Богини, а мы — мы произошли от баранов, — мы верим в то, что по нам все очевидно и понятно, что все написано у нас на лбах. Кстати это одна из причин красить лица у нас на Тир-Фради, — чтобы враг не мог прочесть наши мысли.
Анна мимолётно улыбается.
— Хорошая традиция. С удовольствием ввела бы такое же правило при дворе Серены: конечно, там все и без того мастера скрывать истинные намерения, но зато смотреть на разноцветные лица было бы хоть каким-то развлечением на всех этих скучных приёмах. Отличное нововведение от регента, которую половина Содружества считает островной приблудой, — она смеётся — негромко, но так искренне, будто эта странная шутка и впрямь вышла уморительной.
— А у нас всё не так страшно, как может показаться на первый взгляд! Дети рождаются, на мертвых деревьях появляются новые ростки. Да, детям Тир-Фради сейчас трудно, но это трудности выздоравливающего после болезни! Ты бы поспрашивала тех, кто ходит со мной на пашни, — земля медленно просыпается. Всё у нас будет хорошо, только если не мешать! Не мешать!
Он посерьёзнел и завёлся.
— Ты не слушай просьб вождей, они сами не понимают, что нужно для жизни детям Тир-Фради! Лишние дары сделают нас ленивыми и жадными, и вместо «спасибо» ты будешь слышать только «дай еще!». Нам ничего не нужно, всё у нас есть, Анна. Только если твои люди захотят нам сами помочь, искренне — остров будет рад любой живности, любой зелени, любым саженцам.
— К сожалению, помощь — это не всегда жест доброй воли, — Анна качает головой. — Я пришла к вашим вождям не предлагать её, а просить. Без воды наши города скоро погибнут. Нам нужна помощь островитян. И я готова на честный обмен. Нечестных было более чем довольно, и ни к чему хорошему это не привело.