И тогда он наконец увидел сгорбленного Константина, за которым плыли и тянулись оранжевые нити, выходящие вместе с жизнью.
— Нет-нет-нет, боги, что же такое… — Катасах с треском дёрнул подол туники и выдавил на него остатки воды для полива.
Он подбежал к Константину и вслушался в сбивчивое хриплое дыхание.
Тот, словно не видя его, переставлял ноги в ломкой траве, иногда останавливался и бережно перехватывал свою ношу.
Катасаху показалось, что молодой человек несёт белоснежного лебедя, укрытого одеялом. Ему показалось. На руках Константина лежала on ol menawi³, Анна де Сарде, Регент Торгового Содружества. Непривычно белая. Белоснежно-белая, в полосах повязок, расцветающих тёмными пятнами ароматно-железной свежей крови.
Целитель потёр переносицу и коротко выдохнул. Всё было Очень Плохо.
— Константин. Я здесь, мой мальчик. Иди ко мне, — голос его был твёрдым и ровным как никогда. Если бы у него были щёки, по ним бы сбежали маленькие слезинки.
Константин, казалось, даже не услышал его. Только чуть мотнул головой, будто отгоняя несуществующую муху.
Катасах подошёл к Константину и смочил куском туники его рот.
— Как давно это случилось? Как давно Анна… без сознания? — в голове Катасаха бил молот, разбивая вдребезги вариант за вариантом спасения уходящей жизни.
Константин ответил не сразу. Он продолжал идти, словно вовсе не слыша вопроса.
— Не знаю, как давно, — говорит он надломленным хрипящим шелестом вместо голоса. — Был полдень. Я не знаю, куда дальше, — Константин кивает на дорогу одним взглядом.
Сердце Анны стучало очень редко. Вернее вздрагивало, цепляясь за жизнь.
Надо было срочно брать себя в руки и помогать этим двоим. Константин был обезвожен, переутомлен, и явно не в себе, и если бы он упал, то встать скорее всего уже не смог.
— Скажи куда. Пожалуйста. Я смогу, я справлюсь, только скажи куда…
— Конечно справишься, обязательно. Просто иди за мной. Возьми правее. Там нам обязательно помогут.
Первый порыв был — выхватить из насмерть сжатых рук лёгкое тело, рвануться в хижину хранительницы мудрости, опережая время, чтобы его мальчик, его Константин, смог перевести дух, и вот он уже протягивает к нему искрящие руки… Но окатив ледяной стеной, его остановила бесчеловечная правильность происходящего. Таков его Путь. Свой Катасах уже прошёл.
Он не раз со смехом наблюдал, как бледнеет и слабеет Данкас, когда вправляет открытые переломы своим детям, и Катасах тогда ещё подтрунивал, мол, ну ты чего скис, мужик, это всего лишь перелом, делов-то. А вот теперь он понял…
— Потерпи, ты только потерпи ещё немного, пожалуйста, потерпи, — сбивчиво шепчет Константин. — Мы справимся, обязательно справимся. Ты только помоги мне, любимая, только помоги. Я буду идти дальше, а ты дыши, ты главное дыши, ты только дыши…
Он поднял воспалённые глаза на Катасаха, впервые посмотрев на него прямо и осознанно.
— Веди. Скорее. Прошу, только скорее. Я могу идти быстрее. Я могу.
— Доверься мне, — Катасах положил на лицо Анне влажную тряпицу, закрывая нос. — Ей нельзя терять лишнюю влагу. Сейчас мы уже дойдём, нам обязательно помогут. Мы объединим усилия. Её колдуны и мои лекари, мы всё сделаем. Думай сейчас о себе.
Почему он не рассказал Мев о Константине раньше! Она поймёт. Она должна понять.
Целитель осторожно провёл ладонью по голове молодого человека. И наконец осознал, — Константин был совершенно один. Не было ни Винбарра, ни того, чёрного. Был только шокированный и слабый от горя мальчишка, бредущий на одном честном слове.
— Сейчас придём, поедим, попьём. Ты наверное знаешь, мы, мертвецы, не едим, а только вдыхаем. Знал бы ты, какие вкусные запахи стоят в нашей деревне к вечеру! Оказывается чистая, живая, вода тоже пахнет…
Константин дёрнулся от боли, когда рука лекаря задела обломок одной из ветвей. Но даже не мотнул головой, опасаясь тратить последние крохи сил на слишком резкое движение.
Катасах старался схватиться за выходящие из Анны нити жизни, собрать их, не дать им пути, но они проходили сквозь пальцы.
Когда они дошли до деревни, тряпица на лице Анны почти высохла.
Вдоль Тропы Великой Охоты стояли молчаливые Люди Тени и провожали их немигающими взглядами. Их ноздри втягивали запах чистых свежих ран.
Откуда ни возьмись, появился Нанчин, и обменявшись с Катасахом взглядами, побежал на холм.
— Идём за ним, — позвал целитель.
========== 21. Круги на воде ==========
Комментарий к 21. Круги на воде
¹ En on míl frichtimen — Тысячеликий бог
² Minundhanem — наречённая/-ый возлюбленная/-ый, священный союз
³ Renaigse — чужак
⁴ On ol menawí - связанный с Тысячеликим богом
5 Dob anem shadi - чёрная тень души
Хранительница мудрости насвистывала неприличную песенку о том, откуда берётся жабья икра и, высунув язык, подшивала охранной вышивкой большую тунику Катасаха. В этом была почти позволительная ирония: обычно охраняют жизнь. От смерти, от болезни, от потери, от несчастья, от страха. А Мев воплощала в себе всё названное в самом чистом, самом искреннем и самом разрушительном состоянии. Она была самым страшным, что могло случиться с живым. И пожалуй, с мёртвым. Неестественно согнутая чёрная ладонь погладила вышивку. Только он смог безусловно принять и полюбить её такой. Такой. Не испугался, не закрыл глаза, не обесценил, делая вид, что ничего особенного, что не существует чёрной бездны и смертного лабиринта внутри самой её сути. Она расцвела в лучах его заботы и сумела принять те остатки себя, что стыдливо прятала ото всех, кто ей важен и избегала. С Катасахом она стала собой истинной. Бесконечно счастливой и гармоничной во всём ужасе внутреннего бытия.
А целитель всё так же стремился защищать её ото всего и баловать. Она покачала головой и опустила ресницы.
Разумеется, на нынешнем Тир-Фради хранительница мудрости была всего лишь второй после Самозванца. Вся её бесконечная жизнь была служением родному острову и его обитателям, самым неприглядным и горьким сторонам их жизней. Все её многочисленные жертвы и ИХ Праздники были посвящены заботе о питании острова силой en on mil frichtimen¹.
…для того, чтобы изниоткуда появился этот, и бездумной прихотью своей превратил их землю в отравленную пустыню, а детей Тир-Фради — в запуганные стайки человекоподобных животных?
Неуязвимый, ненасытный, безразличный, всемогущий. Вся её мудрость оказалась бессильной понять корень его дурной, дурной природы.
И кто тогда она такая, как не обладательница пустого знания, бесплодного и мёртвого без применения?
Большая костяная игла скрипнула, слишком глубоко войдя в вышивку.
— О? — не получалось привыкнуть к отсутствию боли. Сильные пальцы здоровой руки крепко дёрнули, и игла вышла, блестя застывшими соками ноги Мев. Так даже лучше: немного неожиданного цвета освежит узор. Она снова любовно погладила вышивку кривыми чёрными пальцами и тихо вздохнула.
Поодаль, оперевшись об уснувший навечно алтарь, стояла хорошо знакомая фигура Винбарра. Будь Нанчин или Сиора рядом, они отметили бы косую угловатую тень из неясных очертаний. Скрещенные на груди руки маскировали его почти детский восторг. Дождавшись, пока мысли хранительницы мудрости уподобятся зеркальной глади тихих вод, мёртвый король продолжил: