— …а потом пришла ты. И снова выворачивала наизнанку своими вопросами. Но у меня получилось.
— Вывернулся? — Мев поглядывала на воспитанника, скашивая глаза то на шитьё, то на него, и тихо радовалась. Наконец свободен! То-то minundhanem² обрадуется!
— Вывернулся, — Винбарр опустил голову и продолжил рассказ, не пряча улыбку.
Наскоро собранный из скромных постных трав пирог должен был порадовать друзей если не вкусом, — с жизнью каждый из них потерял львиную долю аппетита, — то запахом. Прекрасным запахом трав и памятью жизни горячо любимой всеми ими земли острова.
Но что-то неуловимо изменилось. Время свернулось серой трубкой.
Мев уронила иглу, склонила набок голову, вслушиваясь, и вопросительно посмотрела на Винбарра. Тот замолчал и нахмурился.
Нанчин открыл дверь, и на пороге появился Катасах. Мев уставилась на него, сдвинув брови. Её губы были плотно сжаты.
Она тяжело поднялась с циновки, придерживаясь за стену, всё время втягивая воздух и тревожно поглядывая на Катасаха. Тот только кивал, одними губами говоря «пожалуйста, Мев, пожалуйста…».
Когда в хижину ввалился Константин, Мев ничуть не удивилась.
— Помоги ей! Прошу, помоги ей…
Константин так и не понял, что появилось раньше, — тонкий свист рассекаемого воздуха или вспышка холодного блеска лезвия. Полумесяц верного серпа взлетел снизу вверх, обещая раз и навсегда поставить точку в полной отчаяния жатве детей Тир-Фради, которая так и не смогла утолить всё растущий голод Самозванца.
Чёрные неживые глаза переполнялись выходящей из берегов яростью, прорастали гневом, собранными на конце лезвия.
Он не защищается, даже не вскидывает руки. Лишь чуть поворачивается плечом, закрывая собой девушку на его руках.
Длинные крепкие зубы обнажаются, подставляя их каплям, что вот-вот согреют её безумную улыбку.
Блеск. Свист. Серп. Холодный и чистый. Косой взлёт, направленный к горлу. …направленный в сторону уверенной рукой Катасаха — прочь от горла застывшего Константина.
Внезапное тепло его руки заставляет вздрогнуть.
— Мев, не надо. Ты же можешь — не делать. Не делай, Мев.
Весь водоворот бурлящего неистовства обрушивается только на него. На него одного. Чёрный-чёрный пугающий и слепой взгляд вперивается в Катасаха, и солнце его лучистых глаз угасает.
То, что было Мев, кричит, исторгая воплощённый ужас самого Рассоздания.
Константин успевает вжать голову в плечи и отвернуться, закрыв собой Анну, подставляя лопатки колючему острому воздуху.
— Просто доверься, Мев, пожалуйста. Это очень тяжело, знаю, но мне не страшно, и ты не бойся, — он не сводил с неё потухших глаз, а нездешний ветер сдувал его призрачную плоть, и тысячи стылых осколков счищали с реальности слой за слоем, превращали в сыпучую труху всё, к чему бы ни прикоснулись. С Катасаха сходили лоскуты оболочки, которую он с таким трудом воссоздавал, обнажая обгоревшие кости, возвращая его к тому истинному, что он есть.
К тлену.
— Ты обязательно поймёшь, я знаю, Мев. Служение для тебя всегда было важнее самой себя. Такой я тебя и полюбил.
Стены хижины крошились и ссыпались вникуда. Нанчин с выпученными от ужаса глазами выскочил на улицу. Весь их мир снова летел к тенлановой матери. На этот раз — изнутри…
Катасах прикрыл торчащие острые кости свободной рукой и мягко притянул к себе кричащую страшную Мев, чёрную, мёртвую, чудовищно и невосполнимо пустую.
Она вжалась в его грудь, и обломки рёбер прошли насквозь его руку. Чуждые вихри срывали и обращали в ничто того, кто был Катасахом. А он всё шептал:
— Пожалуйста, не нужно. Остановись, Мев, не делай…
Он поцеловал её одними зубами и потерся о её холодную щеку тем, что когда-то было носом.
Серп тяжело звякнул, громыхнув о деревянный настил.
Опомнившись, Мев схватила лекаря обеими руками, не понимая, куда делась плоть, и беспомощно оглянулась на следы свирепого урагана. Катасах осел на пол.
— Нет-нет-нет, что же это, это всё Мев? — её горючие слёзы закапали в провалы под его скулами.
— Посмотри на него, Мев. Он больше не опасен. — Катасах слабо улыбнулся без щёк и губ, — ты ведь можешь всё. Если ты не поможешь им, девочка не сможет жить.
— Ну да, ну да. А ещё накорми Самозванца посытнее и дай воды, — мёртвый король неподвижно стоял у алтаря и наблюдал. Даже Катасах не понял, сарказм ли это, или Винбарр совершенно серьёзен.
— Рад видеть, брат мой, — Катасах протянул к нему истлевшие руки.
— Отрыжка вайлега выглядит лучше, — проскрипел Винбарр, критически оглядывая друга. Они обнялись, и он закрыл глаза.
— Я не дам вам его убить, — тихо сказал Катасах. — Их.
— Это ведь уже было. Да? — Мев не сводит взгляд с Винбарра.
— Было, — Винбарр странно смотрит на Константина и приближается к Анне. — Уже было.
Бледный renaigse³ что-то шепчет, шепчет не переставая.
Мев близоруко уставилась в Константина, прощупывая его до самой земли болезненными иглами невыносимого взгляда: бледное мясо, кости, и никаких следов Самозванца. Разве что слабое омбре. У него нет права голоса здесь. И никакого права ни на что. Его нет вообще.
— А гдеее? Где этот Другой? — сложенная щепотью ладонь словно помогала ей в поиске.
— Радость моя, у нас будет много времени всё узнать, обещаю. Сейчас у его minundhanem времени нет вообще. Совсем. Ты очень нужна ей, Мев.
— Но если он вернётся! Если он дожрет наш остров! Добьёт ещё живых! — запротестовала Мев. Ей было, что терять. Как будто было. Как будто остров был её неотъемлемой частью, ею самой.
— Какая разница, одним трупом больше, одним меньше, — процедил Винбарр, и в ожидании реакции уставился на Катасаха.
— Ведь ты же не такой, брат мой. Убить — легко, ты же знаешь, — как будто мстительные тенланы выглянули из его погасших глаз. — А ты живи. Живи сам и дай жить другим.
— Ах ты говнюк.
— Я значительно хуже, — осклабился Катасах.
— Но Мев не знает. Она не умеет, в конце концов! — Мев взволнованно посмотрела на него. — Живое слишком сложно, слишком неуловимо и непредсказуемо. Мев такое не понимает.
— Здесь всё просто. Надо собрать сосуд, чтобы не упустить уходящую жизнь. Оранжевые нити и кровь. On ol menawi⁴ окропила собой весь путь, и почти ничего не оставила. Нужно что-то придумать.
Хранительница мудрости тёрла лоб и что-то прикидывала, не отнимая ладонь от размолотого до костей плеча Катасаха.
— Возьми мою! — прохрипел Константин. — Возьми мою кровь и отдай ей! Наши врачи уже пробовали переливать кровь от человека к человеку! Правда, есть какие-то признаки, не нанесёт ли это больше вреда, чем пользы. Я не знаю, как это проверить…
— Что он говорит? — Мев обнюхала Константина и снова заглянула в него мёртвыми неподвижными глазами.
— Он говорит, бульоном с него деревня будет сыта до следующей Луны, а остальным хорошо получится удобрить посевы, — беззлобно сострил Винбарр.
— Он говорит, можно долить ей кровь, — Катасах показал Винбарру кулак, на что Винбарр ответил жестом, определяющим направление долгого пути Катасаха подальше от этой хижины и поближе к чреслам вайлежьих вожаков.