— Оу, мой любимый сорт, — ободряюще улыбнулась ему Сэмми.
— Во время нашей последней дислокации мы вчетвером патрулировали район. Сидеть в казарме было чертовски скучно, и мы вызвались в рейд, чтобы хоть чем-то заняться. Нас отправили в маленький городок Хуссейбу в окрестностях Рамади. Командир сообщил, что где-то там прячутся террористы. Перед нами стояла задача произвести, не привлекая внимания, разведку местности и вернуться с докладом в часть. Для ликвидации банды требовался тщательно разработанный план…
Жар огненной лавой растекся по всему позвоночнику.
— Мы быстро обнаружили их укрытие и их самих… они даже не пытались прятаться. Просто поджидали солдат. Ждали нас. И в этом не было ничего необычного. Мы все уже побывали в десятках подобных перестрелок. Но…
«Я не могу… говорить… об этом…»
Киллиану не нужно было включать в кабине свет, чтобы понять, что костяшки его пальцев, мертвой хваткой вцепившихся в руль, побелели. И тут он начал задыхаться: пустившееся вскачь сердце перекрыло приток кислорода в легкие.
— Все в порядке, — ее тихий шепот в темной кабине пикапа придал ему сил.
— В этот раз все было по-другому. Ублюдки прикрывались женщинами с детьми. Мы не могли отпустить террористов. И вынуждены были вступить с ними в бой. Но стрелять… по человеческому щиту… гребанное дерьмо.
— Человеческому… щиту? По… детям?!
Киллиан медленно кивнул, не отрывая глаз от дороги. Но сейчас он видел перед собой не ночную бостонскую улицу, по которой они ехали. Его взгляд был прикован к узенькой улочке, тянувшейся через крошечный городок на другом конце света. Где все выглядело убогим и жалким — одного и того же цвета запыленного хаки. Где всегда стояла невыносимая жара и было… до жути кроваво.
«Пф-пф-пх-х» отдавались в ушах звуки ружейного отбойника.
В висках дико запульсировала жгучая боль.
— Мы отступили к «Хамви», а они стали преследовать нас на дерьмовом седане. Мейер сидел за рулем. Я — рядом, на пассажирском сиденье. А Ли с Мэтьюзом — сзади. Террористов в машине было трое или четверо. Я подбил их прямо на ходу. А буквально в следующее мгновение мы врезались в здание, и «Хамви» загорелся, — Киллиан закашлялся от призрачного едкого черного дыма горящего топлива, что вмиг заполнил его легкие.
«Господи, мне не хватает воздуха! Я не могу дышать!»
— Я потерял сознание всего на несколько секунд. А когда очнулся, то увидел, что завалившийся на руль Мейер в полной отключке, как и Ли. А у Мэтьюза сломаны руки. Я оказался единственным, кто почти не пострадал. А вот парни нуждались в моей помощи. Я высунулся из окна, держа автомат наготове, но все ублюдки были мертвы. Вот только огонь в машине усилился, и нужно было срочно вытаскивать парней. Что я и сделал. После того, как я их вытащил и оттащил подальше от машины, «Хамви» взорвался.
Весна в Бостоне всегда отличалась своей непредсказуемостью.
Она могла быть по-летнему теплой или же по-зимнему холодной и снежной. Нынешняя весна была прохладной. Особенно сегодня. Но, несмотря на это, у Киллиана на лбу выступили капли пота.
В Афганистане весны вообще не было. В пустынном аду, куда их забросили, ее просто не могло быть. Это было место проклятых. Место, вырвавшее его душу и ни на минуту не позволявшее забыть те ужасы, что он там пережил.
Сэмми глубоко и прерывисто вздохнула.
— В новостях никогда не освещали таких подробностей.
— СМИ об этом ничего не знают.
Последовало долгое молчание.
— А что случилось с… Ли?
— После Хусейбы в нем что-то надломилось. Женщины и дети… Он больше не мог сосредоточиться во время заданий. Когда нам приходилось вытаскивать из домов трупы, его охватывала оторопь. А при виде мертвых женщин и детей выворачивало наизнанку. По ночам в казарме после отбоя я две недели слушал, как он, думая, что все спят, плакал. Он просто… сломался.
— Сломался?..
— Среди нас он был самым улыбчивым парнем. Ему многое казалось смешным, и он постоянно шутил… в любых обстоятельствах. Он улыбался даже во время изнурительных тренировок, чем вечно навлекал на себя неприятности. А потом вздумал шутить с сержантом по строевой подготовке. И вот тогда нам пришлось отжиматься несколько часов подряд… думали, что сдохнем.
Киллиан улыбнулся уголками губ и тяжело вздохнул.
— Это был тот Ли, которого я знал много лет. Он был моим самым близким армейским другом. Но после Хусейбы вообще перестал улыбаться. Перестал смеяться. Перестал шутить. А спустя примерно три месяца забрался ночью в один из «Хамви», очевидно, украл ключи у командира, и застрелился из пистолета. Никто ничего не услышал. Пистолет был с глушителем.