В памяти всплыл вечер в спортзале, когда они отрабатывали технику самообороны.
«Господи, какой же я идиот…»
Его желудок скрутило, когда он понял, что его несдержанность в тот момент вернула ее обратно в кабинет босса… на его стол. Глаза снова защипало, но на этот раз он не смог сдержать мгновенно заполнившую их влагу.
— Киллиан… — срывающимся шепотом позвала Саманта, а он, прежде чем взглянуть на нее, сжал переносицу большим и указательным пальцами и резким движением смахнул слезы. — У меня никогда не будет детей. Он отнял это у меня…
Одинокая слезинка скатилась по ее щеке.
Ее лоб страдальчески сморщился, а в глазах отразилась адская боль.
Киллиану хотелось ей столько сказать… но он не мог вымолвить ни слова — невидимые тиски сдавили горло. Да и где взять слова, способные описать раздиравшие его сейчас чувства? И то, как ему было безмерно жаль ее?
«Ты должен хотя бы попытаться!»
— Сэм, — начал он. — Мне очень жаль. Мне так чертовски жаль, что тебе пришлось пройти через это. Я хочу помочь. Хоть чем-то, — подойдя к дивану, он сел рядом с ней.
Она смотрела на него с безутешной тоской в глазах. Ее веки припухли от непролитых слез. А на лице застыла скорбь, которую невозможно было измерить.
Медленно потянувшись к ней, он взял ее маленькую дрожащую ладошку.
Ее пальцы были ледяными.
Голова Сэмми безвольно упала на грудь, а Киллиан сидел молча рядом, крепко сжимая ее ладонь и уставившись на свои колени. Почувствовав, как задрожало ее тело, он поднял глаза и увидел, что она плачет. И эти беззвучные стенания рвали его сердце почище любых рыданий.
Видеть ее страдания, сродни адским мукам, было невыносимо. Казалось, его настиг гигантский смерч. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как и в ту ночь, когда застал Ли в ванной и в шоке наблюдал за стекающими по его руке каплями крови.
Внезапно Сэмми глубоко вздохнула и перестала дрожать.
Теперь тишину квартиры нарушали лишь ее тихие всхлипы.
— Я принесу салфетки.
Сходив на кухню, он принес их целую пачку.
Саманта старательно избегала его взгляда. Ее лицо было в красных пятнах. Глаза и губы распухли от слез. Отойдя к окну, Киллиан встал к ней спиной, даруя относительное уединение, чтобы она могла привести себя в порядок.
— Прости, — ее хриплый, сдавленный шепот вызвал в нем новый приступ ярости, которая, разумеется, была адресована не ей.
Он так резко развернулся, что ее, покрасневшие от слез, карие глаза с припухшими веками тревожно расширились, а она инстинктивно вжалась в подушки.
— Прости?! Какого хрена ты извиняешься? Разве в том, что это дерьмо случилось с тобой, есть твоя вина? Ты не сделала, черт побери, ничего плохого, Сэм. Ни хрена. Так что больше никогда… слышишь… никогда не извиняйся за это.
— Я… — она прикусила губу, пытаясь совладать с собой.
Киллиан медленно покачал головой и, шумно выдохнув, провел ладонью по лицу.
«Расслабься. Ты ее пугаешь».
Он пересек комнату, подошел к дивану и тяжело опустился на него.
— Я не хотел, чтобы мои слова прозвучали так, будто я злюсь на тебя. У меня нет на это права. Ты не виновата в случившемся. Меня бесит тот гребаный кусок дерьма, что сотворил с тобой такое. Как бы отвратительно это ни звучало, но мне хочется пристрелить его. Больше никаких извинений по этому поводу. Никогда. Слышишь?
Саманта опустила глаза, но спустя мгновение все же кивнула.
И вздрогнула, когда его пальцы неожиданно обхватили ее лодыжку.
Он намеренно накрыл ладонью то место, где были порезы.
— Ты больше не будешь этого делать. Я серьезно, — когда она ничего не ответила, он слегка сжал ее стопу, привлекая внимание и давая понять, что настроен решительно. — Я не шучу, Сэм. Пообещай мне.
Она уставилась на его ладонь, и ее глаза вновь наполнились слезами.
Киллиан протянул руку и приподнял ее подбородок указательным пальцем.
— Сэмми… — он ждал, пока она посмотрит ему в глаза.
Она глубоко вздохнула.
— Обещаю.
Он несколько мгновений сверлил ее пытливым взглядом, а потом удовлетворенно кивнул. Его рука, живя собственным разумом, метнулась к ее лицу, чтобы убрать за ушко выбившуюся прядку. Этот жест показался ему очень своевременным и естественным, хотя сделал он его чисто автоматически.
— Спасибо, — он опустил руку. — Хочу, чтоб ты знала. У меня нет привычки указывать людям, что им можно делать, а чего нельзя. Но пока мы друзья, я не позволю тебе причинять себе вред. Только не в мое дежурство.