— Оу, мой любимый сорт, — ободряюще улыбнулась ему Сэмми.
— Во время нашей последней дислокации мы вчетвером патрулировали район. Сидеть в казарме было чертовски скучно, и мы вызвались в рейд, чтобы хоть чем-то заняться. Нас отправили в маленький городок Хуссейбу в окрестностях Рамади. Командир сообщил, что где-то там прячутся террористы. Перед нами стояла задача произвести, не привлекая внимания, разведку местности и вернуться с докладом в часть. Для ликвидации банды требовался тщательно разработанный план…
Жар огненной лавой растекся по всему позвоночнику.
— Мы быстро обнаружили их укрытие и их самих… они даже не пытались прятаться. Просто поджидали солдат. Ждали нас. И в этом не было ничего необычного. Мы все уже побывали в десятках подобных перестрелок. Но…
«Я не могу… говорить… об этом…»
Киллиану не нужно было включать в кабине свет, чтобы понять, что костяшки его пальцев, мертвой хваткой вцепившихся в руль, побелели. И тут он начал задыхаться: пустившееся вскачь сердце перекрыло приток кислорода в легкие.
— Все в порядке, — ее тихий шепот в темной кабине пикапа придал ему сил.
— В этот раз все было по-другому. Ублюдки прикрывались женщинами с детьми. Мы не могли отпустить террористов. И вынуждены были вступить с ними в бой. Но стрелять… по человеческому щиту… гребанное дерьмо.
— Человеческому… щиту? По… детям?!
Киллиан медленно кивнул, не отрывая глаз от дороги. Но сейчас он видел перед собой не ночную бостонскую улицу, по которой они ехали. Его взгляд был прикован к узенькой улочке, тянувшейся через крошечный городок на другом конце света. Где все выглядело убогим и жалким — одного и того же цвета запыленного хаки. Где всегда стояла невыносимая жара и было… до жути кроваво.
«Пф-пф-пх-х» отдавались в ушах звуки ружейного отбойника.
В висках дико запульсировала жгучая боль.
— Мы отступили к «Хамви», а они стали преследовать нас на дерьмовом седане. Мейер сидел за рулем. Я — рядом, на пассажирском сиденье. А Ли с Мэтьюзом — сзади. Террористов в машине было трое или четверо. Я подбил их прямо на ходу. А буквально в следующее мгновение мы врезались в здание, и «Хамви» загорелся, — Киллиан закашлялся от призрачного едкого черного дыма горящего топлива, что вмиг заполнил его легкие.
«Господи, мне не хватает воздуха! Я не могу дышать!»
— Я потерял сознание всего на несколько секунд. А когда очнулся, то увидел, что завалившийся на руль Мейер в полной отключке, как и Ли. А у Мэтьюза сломаны руки. Я оказался единственным, кто почти не пострадал. А вот парни нуждались в моей помощи. Я высунулся из окна, держа автомат наготове, но все ублюдки были мертвы. Вот только огонь в машине усилился, и нужно было срочно вытаскивать парней. Что я и сделал. После того, как я их вытащил и оттащил подальше от машины, «Хамви» взорвался.
Весна в Бостоне всегда отличалась своей непредсказуемостью.
Она могла быть по-летнему теплой или же по-зимнему холодной и снежной. Нынешняя весна была прохладной. Особенно сегодня. Но, несмотря на это, у Киллиана на лбу выступили капли пота.
В Афганистане весны вообще не было. В пустынном аду, куда их забросили, ее просто не могло быть. Это было место проклятых. Место, вырвавшее его душу и ни на минуту не позволявшее забыть те ужасы, что он там пережил.
Сэмми глубоко и прерывисто вздохнула.
— В новостях никогда не освещали таких подробностей.
— СМИ об этом ничего не знают.
Последовало долгое молчание.
— А что случилось с… Ли?
— После Хусейбы в нем что-то надломилось. Женщины и дети… Он больше не мог сосредоточиться во время заданий. Когда нам приходилось вытаскивать из домов трупы, его охватывала оторопь. А при виде мертвых женщин и детей выворачивало наизнанку. По ночам в казарме после отбоя я две недели слушал, как он, думая, что все спят, плакал. Он просто… сломался.
— Сломался?..
— Среди нас он был самым улыбчивым парнем. Ему многое казалось смешным, и он постоянно шутил… в любых обстоятельствах. Он улыбался даже во время изнурительных тренировок, чем вечно навлекал на себя неприятности. А потом вздумал шутить с сержантом по строевой подготовке. И вот тогда нам пришлось отжиматься несколько часов подряд… думали, что сдохнем.
Киллиан улыбнулся уголками губ и тяжело вздохнул.
— Это был тот Ли, которого я знал много лет. Он был моим самым близким армейским другом. Но после Хусейбы вообще перестал улыбаться. Перестал смеяться. Перестал шутить. А спустя примерно три месяца забрался ночью в один из «Хамви», очевидно, украл ключи у командира, и застрелился из пистолета. Никто ничего не услышал. Пистолет был с глушителем.
— О мой бог! Киллиан… мне так жаль…
Его глаза защипало.
В Афганистане ветер был чертовски свирепым. И без защитных очков так резал глаза, что слезы текли, как из пожарного шланга. Во время песчаных бурь они частенько дразнили друг друга «плаксами».
— Вот почему я не герой. И вот почему ненавижу, когда меня так называют. Настоящий герой непременно бы спас друга. Если бы я был героем… то не пропустил бы признаков, сигнализирующих о непоправимой трагедии. Я придал бы им большее значение. И обязательно бы с кем-то посоветовался, плюнув на то, что Ли будет злиться. Возможно, он бы даже меня возненавидел, но… по крайней мере был бы жив.
Рука Сэмми поползла к его руке, но, на мгновение замерев, вернулась обратно.
— Ты не мог ничего сделать, — мягко сказала она. — Ничего не мог изменить. Ты же не умеешь читать мысли, Киллиан. К тому же вы были на войне. Это был его выбор.
— Я не могу смириться с этим. Это ужасно. Мой друг умер, а я не помешал ему!
Ледяные пальцы с такой силой впились в горло, что Киллиан не мог говорить.
— Не мучай себя, Киллиан. В этом нет твоей вины.
И все же пагубное чувство вины одним выстрелом пронзило и грудь, и висок.
Подобно той пуле, что оборвала жизнь Ли.
— Я… я должен был… должен был что-то сделать.
— Не надо, Киллиан. Ты не должен был… — ее маленькая прохладная ладошка, накрыв его руку, крепко сжала его пальцы.
Афганистан отступил, мелькнув в зеркале заднего вида.
И его сознание вернулось на улицы Бостона.
Ночной прохладный ветерок коснулся его потного лба нежным поцелуем и, охладив его, принес облегчение. Киллиан наконец-то смог глубоко вдохнуть, чего так отчаянно жаждали его легкие после «вдыхания едкого дыма». Маленькие прохладные пальчики снова сжали его руку, даруя его безумно бьющемуся сердцу желанное успокоение.
Когда они добрались до ее жилого комплекса, Киллиан проводил ее до подъезда, а потом и до квартиры. Они подошли к ее двери, и Сэмми, повернувшись к нему и не прекращая теребить ключи, подняла на него застенчивый взгляд.
— Спасибо, Киллиан. За ужин и за то, что подвез домой. За то, что… помогаешь побороть синдром. И за то, что рассказал о себе.
Он заглянул ей в лицо, и его сердце пропустило удар.
— Всегда пожалуйста. Просто… хочу, чтобы ты знала. Ты… не одна. Мы оба столкнулись с определенным дерьмом. Думаю, нет смысла его сравнивать. Но я хорошо знаю, каково это… страдать в одиночку. Тебе это не нужно делать.
Она ничего не ответила. Лишь глаза блеснули в тусклом свете коридора.
Киллиан сунул руки в карманы и отступил назад, собираясь пожелать ей спокойной ночи и уйти. Но Сэмми изрядно его удивила, положив свою маленькую изящную ладошку на его предплечье. От неожиданности он даже вздрогнул. Она шагнула к нему, и его растерянный взгляд метнулся к ее лицу. Когда же ее руки неуверенно обвились вокруг его талии, он вообще перестал дышать.
Он был так шокирован, что даже не мог шевельнуться.
«Она же не любит, когда к ней прикасаются? И сама обняла меня?..»
Ее порывистое объятие полностью разрушило связь с Афганистаном. Пусть хотя бы на сегодняшний вечер. Встряхнувшись, Киллиан осторожно обнял девушку в ответ. А когда притянул ее к себе, почувствовал, как ее щека прижалась к его груди.