«Пожалуйста, пусть это будет не то, о чем я подумал…»
Ее щеки стали пунцовыми, а в глазах — он это прекрасно видел, хотя они и были опущены, — плескался жгучий стыд. При звуке ее дрожащего голоса он, на секунду прикрыв глаза, шумно выдохнул и снова уставился в пол.
— Я сразу поняла, что хочет от меня Роджер. И была в шоке. Ведь все это время он относился ко мне, как к собственной дочери. А подобное… мне и в голову не могло прийти. Я, конечно же, сказала «нет», но когда хотела покинуть кабинет, он мне не позволил. Схватив меня, он заявил, что я в долгу перед ним за те годы, что он давал мне работу, и за все, что делал для меня. И начал… м-м-м… л-л-лапать меня… а потом… толкнул на стол.
Стиснув зубы, Киллиан оглянулся.
Сэмми сидела, спрятав лицо в ладонях.
Он не успел отвести взгляд, когда она опустила руки и посмотрела ему прямо в глаза. В ее прекрасных очах было столько горечи и презрения к себе, что ему захотелось прервать ее. Сказать, что не нужно продолжать. Все и так понятно.
«Пусть лучше выговорится. Ей это необходимо».
— Он целый час н-н-насиловал меня в своем кабинете. Все было как в тумане. Единственное, что я помню, — это стоявшую на столе фотографию его жены и детей.
Резко опустив глаза, Киллиан закрыл лицо руками и начал усиленно тереть кожу.
— Иисус Христос, — глухо выдавил он, так как горло сдавило спазмами.
Ее рассказ ранил его сильнее, чем он предполагал.
К такому он точно не был готов. Хотя и начал подозревать нечто подобное. Возможно, если бы Сэмми поведала ему эту трагическую историю раньше, его сердце не разрывалось бы от этой дикой боли… Ну, теперь что есть, то есть. Он всей душой жаждал защищать ее от малейших невзгод и волнений, поэтому каждое горькое слово вгрызалось в него похлеще ядовитого жала.
Чертово дерьмо, он больше не мог это слушать.
И тем не менее продолжал игнорировать бунтующие чувства, понимая, что Сэмми сейчас крайне уязвима и беззащитна. Она и так долго не решалась открыть ему причину своих фобий. А он возьмет и все испортит?! В угоду своему душевному покою?
«Ты не можешь прервать ее лишь потому, что тебе хреново. Не будь эгоистом, мать твою. Заткнись и слушай!»
— Не могу передать, как мне было больно. И как сильно он меня… покалечил. Там было столько крови. Он вытащил меня через заднюю дверь в проулок. У меня не было сил идти. Я умоляла его отвезти меня в больницу. Но он просто дал мне немного денег на такси, чтобы я сама туда добралась. И предупредил, что если я скажу кому-то хоть слово, то он убьет меня. И я, конечно же, ему поверила.
Киллиан с трудом сдержал рвущиеся с языка проклятия.
Он стиснул зубы, сжал до боли кулаки, и все равно, казалось, вот-вот взорвется. Подскочив с дивана и обхватив голову руками, он под давлением безотчетного желания рвать и метать начал кружить по комнате.
Безысходность и вина затопили душу. К горлу подкатила желчь.
У него было такое чувство, что он попал под несшийся на бешеной скорости товарный поезд. Зато теперь многое стало понятно. И ее, казалось бы, неадекватные страхи. И нелюбовь к прикосновениям. И стремление избежать близких контактов с мужчинами. И дикая — близкая к истерике — паника.
В памяти всплыл вечер в спортзале, когда они отрабатывали технику самообороны.
«Господи, какой же я идиот…»
Его желудок скрутило, когда он понял, что его несдержанность в тот момент вернула ее обратно в кабинет босса… на его стол. Глаза снова защипало, но на этот раз он не смог сдержать мгновенно заполнившую их влагу.
— Киллиан… — срывающимся шепотом позвала Саманта, а он, прежде чем взглянуть на нее, сжал переносицу большим и указательным пальцами и резким движением смахнул слезы. — У меня никогда не будет детей. Он отнял это у меня…
Одинокая слезинка скатилась по ее щеке.
Ее лоб страдальчески сморщился, а в глазах отразилась адская боль.
Киллиану хотелось ей столько сказать… но он не мог вымолвить ни слова — невидимые тиски сдавили горло. Да и где взять слова, способные описать раздиравшие его сейчас чувства? И то, как ему было безмерно жаль ее?
«Ты должен хотя бы попытаться!»
— Сэм, — начал он. — Мне очень жаль. Мне так чертовски жаль, что тебе пришлось пройти через это. Я хочу помочь. Хоть чем-то, — подойдя к дивану, он сел рядом с ней.
Она смотрела на него с безутешной тоской в глазах. Ее веки припухли от непролитых слез. А на лице застыла скорбь, которую невозможно было измерить.
Медленно потянувшись к ней, он взял ее маленькую дрожащую ладошку.
Ее пальцы были ледяными.
Голова Сэмми безвольно упала на грудь, а Киллиан сидел молча рядом, крепко сжимая ее ладонь и уставившись на свои колени. Почувствовав, как задрожало ее тело, он поднял глаза и увидел, что она плачет. И эти беззвучные стенания рвали его сердце почище любых рыданий.
Видеть ее страдания, сродни адским мукам, было невыносимо. Казалось, его настиг гигантский смерч. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как и в ту ночь, когда застал Ли в ванной и в шоке наблюдал за стекающими по его руке каплями крови.
Внезапно Сэмми глубоко вздохнула и перестала дрожать.
Теперь тишину квартиры нарушали лишь ее тихие всхлипы.
— Я принесу салфетки.
Сходив на кухню, он принес их целую пачку.
Саманта старательно избегала его взгляда. Ее лицо было в красных пятнах. Глаза и губы распухли от слез. Отойдя к окну, Киллиан встал к ней спиной, даруя относительное уединение, чтобы она могла привести себя в порядок.
— Прости, — ее хриплый, сдавленный шепот вызвал в нем новый приступ ярости, которая, разумеется, была адресована не ей.
Он так резко развернулся, что ее, покрасневшие от слез, карие глаза с припухшими веками тревожно расширились, а она инстинктивно вжалась в подушки.
— Прости?! Какого хрена ты извиняешься? Разве в том, что это дерьмо случилось с тобой, есть твоя вина? Ты не сделала, черт побери, ничего плохого, Сэм. Ни хрена. Так что больше никогда… слышишь… никогда не извиняйся за это.
— Я… — она прикусила губу, пытаясь совладать с собой.
Киллиан медленно покачал головой и, шумно выдохнув, провел ладонью по лицу.
«Расслабься. Ты ее пугаешь».
Он пересек комнату, подошел к дивану и тяжело опустился на него.
— Я не хотел, чтобы мои слова прозвучали так, будто я злюсь на тебя. У меня нет на это права. Ты не виновата в случившемся. Меня бесит тот гребаный кусок дерьма, что сотворил с тобой такое. Как бы отвратительно это ни звучало, но мне хочется пристрелить его. Больше никаких извинений по этому поводу. Никогда. Слышишь?
Саманта опустила глаза, но спустя мгновение все же кивнула.
И вздрогнула, когда его пальцы неожиданно обхватили ее лодыжку.
Он намеренно накрыл ладонью то место, где были порезы.
— Ты больше не будешь этого делать. Я серьезно, — когда она ничего не ответила, он слегка сжал ее стопу, привлекая внимание и давая понять, что настроен решительно. — Я не шучу, Сэм. Пообещай мне.
Она уставилась на его ладонь, и ее глаза вновь наполнились слезами.
Киллиан протянул руку и приподнял ее подбородок указательным пальцем.
— Сэмми… — он ждал, пока она посмотрит ему в глаза.
Она глубоко вздохнула.
— Обещаю.
Он несколько мгновений сверлил ее пытливым взглядом, а потом удовлетворенно кивнул. Его рука, живя собственным разумом, метнулась к ее лицу, чтобы убрать за ушко выбившуюся прядку. Этот жест показался ему очень своевременным и естественным, хотя сделал он его чисто автоматически.
— Спасибо, — он опустил руку. — Хочу, чтоб ты знала. У меня нет привычки указывать людям, что им можно делать, а чего нельзя. Но пока мы друзья, я не позволю тебе причинять себе вред. Только не в мое дежурство.
В ситуации с Ли у него не было ни достаточных знаний, ни должной смелости, чтобы своевременно заметить и пресечь признаки возможного суицида. Пока не стало слишком поздно. А вот поселившееся в душе чувство вины из-за потери друга, похоже, будет мучить его до последнего вздоха.