«Филин», видимо, решил, что в ходе «интервью с российской писательницей» его несправедливо «задвинули», клюнул носом и на всякий случай спросил:
— Вам ничего не показалось здесь подозрительным, госпожа туристка?
— Нет, — честно призналась Лина. — Наверное, просто пробил час Тони. Кстати, этот англичанин ушел в мир иной не в самом плохом месте и не в самое плохое время. Умереть на курорте у моря, рядом с любимой женщиной… Согласитесь, господа, это не так уж и плохо.
— Зато у этой «любимой женщины» теперь будет много проблем, — встряла дама судебный медик. — Неизвестно еще, какая у этого любителя алкоголя и солнца была страховка…
«Бедная Анн, — подумала Лина, — только что любимый человек умер у нее на руках, а ей надо еще о какой-то дурацкой страховке думать и на бестактные вопросы отвечать. Неужели нельзя отложить все формальности хотя бы до завтрашнего утра?»
Появилась заплаканная Анн. Она наспех переоделась в брюки и футболку и безуспешно пыталась взять себя в руки. Слезы по-прежнему текли у нее из глаз рекой. Бригада задала ей для проформы несколько вопросов, погрузила завернутое в простыню грузное тело Тони на носилки и стремительно уехала. Словно птичья стая внезапно снялась с поля и улетела, гомоня в вышине. До Варны путь неблизкий, а «милицейские», похоже, рассчитывали поспать хотя бы пару часиков перед рассветом.
Лина и Анн остались одни. Молчание длилось почти минуту. Наконец Анн молча взглянула на Лину, а потом на ее дверь:
— Можно я переночую в вашем номере? — прошептала она.
— Ну, конечно, о чем речь, — кивнула Лина. — В моем номере как раз есть свободная кровать. Через неделю, надеюсь, на ней окажется мой муж Петр. А сейчас она пустует. Берите зубную щетку, ночную рубашку, — и быстро ко мне.
Женщина замялась, затем привстала на цыпочки и зашептала Лине прямо в ухо:
— Погодите. Вначале давайте зайдем в наш номер. Я одна боюсь. Нам надо спрятать кое-какие ценности.
— Что-что спрятать? — не сразу поняла Лина.
— Ну, Тонины украшения. Там, на тумбочке остался, наверное, целый килограмм серебра. Всякие там кольца с черепами, цепочка с крестом, серьги… Утром горничные придут убирать номер, увидят все эти побрякушки — и… кто знает. Вдруг в суматохе что-нибудь стащат? Я бы не хотела, чтобы Тонины дочери думали, будто я что-то «под шумок» присвоила.
— Ну, пойдемте, раз вы мне доверяете, — согласилась Лина, — а то уже, между прочим, два часа ночи.
На тумбочке лежали медицинский ингалятор, перстни Тони и его тяжеленный серебряный крест.
«Наверное, санитары сняли с тела, когда увозили в морг», — подумала Лина и невольно поежилась.
Анн запихнула тяжеленное наследство несчастного рокера в огромный чемодан, заперла багаж на замочек, и они наконец-то отправились спать.
Лина выключила свет, женщина легла на свободную кровать, но, похоже, поспать им в ту ночь было не суждено.
— Анн, бедняжка, как ты там сейчас, одна, в чужой стране? — то и дело кричали из ее мобильника английские родственники так громко, словно находились не в Бирмингеме, а в этом же номере. Особенно усердствовала с соболезнованиями «экс», то бишь бывшая жена Тони.
— К счастью, я не одна. Со мной Лина, русская дама из соседнего номера. Представляете, она почему-то хочет спать, — отвечала всем Анн, стараясь говорить шепотом, но то и дело срывалась на плач. Лина, оставив надежду задремать, взглянула на часы. Три часа утра.
— Лина, ты не спишь? — спросила Анн как раз в ту минуту, когда «русская дама» наконец-то ненадолго забылась сном…
— Нет, Ань, а что? — откликнулась Лина по-русски. В ответ последовало молчание. Лина окончательно проснулась и усилием воли «включила» в голове английский.
— Должна тебе сказать одну вещь, — прошептала Анн. — Ты знаешь, Лина, Тони перед отъездом заказал свои похороны.
— В каком смысле? — обомлела Лина.
— Ну, в самом прямом. Оплатил в похоронном бюро, — уточнила Анн. — Полностью. Все расходы на церемонию и погребение. Понимаешь, с первой женой он давно разъехался, дочери живут отдельно, мы с ним официально не расписаны. Он знал, что у него больное сердце. Одним словом, Тони хотел, чтобы, когда его не станет, все прошло гладко.