Хендин удивился его вопросу.
— Она способная, — сказал он через миг. — Но не говорит на уроках.
— А ее спрашивают? — Валанир покачал головой. — Не важно. Я знаю, что ты стараешься, Хендин. Госпожа Имара, мы поговорим об этом позже. Идите спать.
Он убедился, что она ушла, и повернулся к другу.
— Расскажи, как его нашли.
— Мирным, — ответил Архимастер Хендин. — В его комнате. Но одно было странным, — он описал черную метку Пророка Мира. — И другие уже начали говорить, кто будет следующим. И кто закончит десятку. Они говорят, будто смирились. Я не смею перечить.
— Продолжай, — сказал Валанир Окун.
Дальше слова архимастера Хендина удивили его. Валанир думал, что место Мира займет архимастер Лиан, что его выберет совет мастеров. Он был одним из старших, умелым, а еще — уступчивым. В отличие от решительного архимастера Мира.
Дерево, что не гнется, ломается.
Другие новости о Пророке, что дополнит десятку, были не такими ожидаемыми. Имя, что Валанир Окун не слышал годами. Он вспомнил то, что давно забыл, со времен учебы. Архимастер Лиан был на год старше Валанира, они сразу невзлюбили друг друга. Высокомерный сын аристократа, он верил, что к нему должны относиться иначе. Но один ученик в Академии был для Мартена Лиана выше. И он служил ему, как королю.
И теперь тот ученик — теперь Пророк — вернется и станет архимастером.
Это было важным вопросом. Но Валанир взглянул на друга, пока не ушел в комнату.
— Кай, — имя Хендина, короткий звук. И вес воспоминаний. Они давно дружили. — Ты в порядке?
Хендин опустил плечи.
— Я буду скучать по нему, — сказал он и отвернулся. Это было не в его характере. Они были друзьями, но он скрывал горе от Валанира. Он ушел, и осталась лишь песня, звенящая в фойе.
Валанир затерялся в мыслях, пока шел по лестнице к комнате, песня утихала за ним. Что бы ни случилось ночью, он вряд ли уснет. Он остановился у двери в свою комнату. Он потянулся разумом, как давно учил его маг Захир Алкавар. Ничего. Он проверил еще раз и отпер дверь, опустил свечу на прикроватный столик и сумки на пол. Комната казалась нетронутой.
Он принялся менять грязную и влажную одежду. И тут же раздался стук.
Пророк встал и расслабился. Этот стук — три удара, долгая пауза, два удара — был знакомым. Он сам его придумал.
— Я ждал тебя, — сказал он, открывая дверь. — Есть новое задание.
* * *
Опаснее всего для Дорна Аррина ночью оказались не усталость или голод. Они пропали, когда он запутался в роскоши голосов. Их усиливала акустика церкви. Долгое лишение — часы поста и молитв Киаре — открыли в нем яму уязвимости. Оттуда полилась музыка. Они стояли лицами к постаменту, где лежал высший мастер, голоса слились в один, и Дорна словно резал нож. И он видел, что открывалось. Он стоял часами в церкви, пел и не мог отвести взгляда.
Его жизнь была скованной, он знал. Годы на острове, вдали от настоящих событий. Он не сбегал на континент против правил, как некоторые делали по ночам. Это было запрещено, но осталось традицией. Ученики воровали лодку и плыли в Динмар к девушкам. Этерелл порой уходил с ними. Чаще всего их вел Марик Антрелл, который во многом вел учеников их года. И у Дорна потому было мало друзей.
Но он был един с людьми, пока они пели, даже с Мариком, что тоже стоял среди избранных. Завтра они снова будут врагами, Марик и его прихвостни снова поймают Дорна в углу. Этерелл Лир защитит его с замашками и умениями лорда, и Дорн будет кипеть от унижения. Их учили биться с рождения. Дорн умел шить переплет.
Недавняя стычка была на той неделе, в ночь перед смертью архимастера Мира. Дорн был поздно в тот вечер в библиотеке. Был комендантский час, но он не слушался, преследуя свои интересы. Целый жанр песен был написан после падения Академии и пропажи чар. Это время называли Эпохой элегий. Песни в те годы были полны утрат. Их силы пропали, поэты Эйвара не перестали петь. Но рана была свежей, слова были как кровь.
Дорн порой читал эти манускрипты. Голоса звали его к страницам. В записях хранились мелодии. Он читал, и в голове звучали ноты. Они вызывали ощущения, как при взгляде на сумерки из окна комнаты, когда ускользал очередной день.
Было поздно, когда Марик Антрелл появился у локтя Дорна, как жуткий вызванный дух. Он выглядел плохо, это Дорн отметил сразу, но больше внимания привлекла его широкая безумная улыбка. Свет свечи Дорна выделял подбородок и скулы Марика, придавая ему облик черепа.
— Так и знал, что ты тут, книжный червь, — сказал Марик. — Конечно, ты тут. Это может пригодиться.