— Где…?
Его друг обернулся.
— Я проверю, что там. Вдруг нужна помощь.
— Стой, — Дорн свесил ноги с кровати. — Я иду.
Он ожидал затишья, но крик продолжался. Крик боли бил по его нервам. Они побежали. Звук доносился снизу. Двери открывались в замке, ученики выбегали в коридоры. Когда Дорн и Этерелл добрались до источника крика, они были с другими учениками, многие были в пижамах и напуганы, особенно младшие. Звуки к этому времени изменились, стали кашлем, что было хуже. Они доносились из одной из комнат учеников. Юноши столпились у порога. Их прогнал архимастер Лиан, мрачный страж на пороге. Дорн понял, что это была комната Марика Антрелла и его друга, крупного юноши с жестокой улыбкой, что зажимал руки Дорна в день, когда Марик Антрелл сломал ему палец. Как его звали?
— Гаред Дексан, — сказал Этерелл. — Наверное. На Марика не похоже, — они увидели Марика Антрелла рядом с архимастером Лианом. Он был хмурым. Его кудри спутались, он напоминал заносчивого ребенка лорда. Дорн знал, что он был красивым, блеск придавал роскоши жестокости.
Другие отступили от архимастера, глаза их были круглыми от страха и потрясения. Этерелл шагнул вперед.
— Что случилось? Ему плохо?
Бледные глаза архимастера Лиана были холодными и похожими на рыбьи. Но ему пришлось кричать, чтобы его было слышно за воплями Гареда. Ему было не по себе.
— Это не твое дело, Этерелл Лир. И не твое, Дорн Аррин. Уходите в комнаты, и остальных это касается. Подайте им пример.
Схватив Марика за руку и втащив его в комнату, архимастер закрыл дверь. Но Дорн увидел кровать, где Гаред Дексан извивался, отбросив одеяла. Его лицо было багровым, а вокруг рта — белым. Вены выступили на его шее и лбу ужасно четко, словно могли порваться. Но хуже всего были его глаза, они закатились так, что видно было только белки. Возможно, он умирал.
Но это было не самым странным. У его кровати, подняв руки, стоял новый архимастер: Элиссан Диар.
* * *
— Это чары, да? — сказал Дорн в их комнате, дверь закрылась за ними. Крики прекратились, но судьба Гареда была неизвестной. — Все знают, что Диар добрался до своего «избранного».
Этерелл улыбнулся.
— Завидуешь?
Дорн покачал головой, он не мог выразить потрясение от этих слов. Он разулся и упал на кровать в одежде. Может, удастся поспать. Если он мог спать. Он был на взводе, теперь из-за безразличия Этерелла к чарам и опасности от них. Никто не мог этого отрицать после этой ночи. Когда Элиссан Диар выбрал учеников — тех, кому он поведает тайны чар — Дорн был рад, что не оказался в их числе. Но ему было страшно, ведь на встречах ночью могло происходить что угодно. Слухи разносились, как листья с ветром: огни ночью в лесу, странные звуки из запертой комнаты в Башне Ветров. Истории начались задолго до прибытия Элиссана Диара — Марик Антрелл и его товарищи якобы в тайне изучали чары — но теперь архимастер занимался этим, и все изменилось. Академия словно разделилась на два мира — в одном учились Дорн и Этерелл, а в тайном некоторые другие.
От чар добра не будет, Дорн был убежден в этом. И было что-то в новом архимастере, что вызывало недоверие с первого дня, когда Элиссан Диар встал, сияя, под окном в столовой. Его белые зубы напоминали хищника.
Отвернувшись к стене, Дорн кое-что придумал. Развернулся. Этерелл лежал на спине в одежде, смотрел лениво на потолок, размышляя о чем-то. Дорн умел узнавать, когда Этерелл Лир думал о чем-то, а когда лежал без мыслей. Но он не мог объяснить, как понимал это.
Ночь стала снова тихой. Было слышно только ветер и воду. Дорн приподнялся на локте.
— Ты хочешь к ним, да?
Этерелл смотрел на потолок, пустой и в трещинах от времени.
— Это ведь приключение.
— Приключение? — Дорн хмурился. — Это опасная магия. Ты видел, что было с Дексаном, — его друг не дрогнул, не изменил выражения лица. Дорн почти боялся продолжать, его голос мог выдать многое. Друг мог посчитать его трусом, каким он и был, раз боялся говорить. Он с трудом продолжил. — Ты… никогда не хотел силу. Не как другие, — типа Марика Антрелла. Но он задумался, сказав это. Для Этерелла искусство поэтов было игрой, чтобы скоротать время, пока он не вырастет для наследия. Музыка не влекла его, как Дорна, и он не понимал, почему Дорн презирал чары, что, как он думал, все исказили.
Словно подтверждая страхи Дорна, Этерелл не смотрел на него. Его тон был холодным.
— Честно говоря, — твердо отчеканил он, — я мало чего хочу. Я не… желаю, Дорн Аррин.
Он отвернулся к стене и уснул. Дорн не спал, не понимая, как перевернулось все, что было важным для него.