Торн, вздрогнув, очнулся от своей рассеянности и прекратил жевать губу. – Да, люблю. – Капитан глубоко вздохнул. – Приступим.
– Пойдем! – согласился он, и наконец-то вышел из своей уединенной кабины-берлоги в ярко освещенный коридор: в населенную людьми реальность, созданную его собственными – собственными! – действиями.
Шлюзовый коридор катера напоминал картинку первой встречи, только прокрученную в обратном направлении: гигантские, неповоротливые десантники-дендарийцы один за другим покидали коридор, а не заполняли его. В этот раз они казались спокойнее, не вели себя так по-дурацки, не острили. Более по-деловому. И еще теперь у них были имена – заполонившие его командирский шлем, – которые позволят ему их не путать. На каждом из них была того или иного вида полуброня и шлем, и они несли множество тяжелого вооружения плюс к такому же ручному оружию, какое было у него.
Он осознал, что теперь, когда он знает историю чудовищного сержанта, то глядит на нее другими глазами. В журнале было сказано, что ей всего девятнадцать, хотя выглядела она старше. Четыре года назад, когда Нейсмит похитил ее из Дома Риоваль, ей было всего шестнадцать. Он украдкой покосился на нее, пытаясь увидеть в ней девочку. Его самого забрали в четырнадцать, восемь лет назад. Сроки их пребывания в Доме Бхарапутра в качестве пленника и генетического конструкта частично совпадали, хотя он ни разу ее не встречал. Исследовательские лаборатории генной инженерии были в другом городе, нежели основной хирургический комплекс. Дом Бхарапутра был обширной организацией, в некоем странном джексонианском смысле – почти отдельным государством. Если не считать, что на Единении Джексона не было государств.
Восемь лет. «Никого из тех, кого ты знал, нет в живых. Ты ведь понимаешь это, верно?»
«Если я не могу делать то, что хочу, то по крайней мере сделаю то, что могу.»
Он шагнул к ней. – Сержант Таура! – Она обернулась, и брови у него в изумлении поползли вверх. – Что это у вас на шее? – На самом деле, он прекрасно видел, что: широкий и пушистый розовый воротник. Он подумал, что правильным вопросом было бы: «Зачем это у вас на шее?»
Она… улыбнулась ему (он посчитал, что эта отталкивающая гримаса была улыбкой) и распушила воротник еще сильнее своей огромной когтистой рукой. Сегодня вечером лак у нее на когтях был ярко-розовый. – Как думаешь, это сработает? Мне хотелось надеть что-то, чтобы не испугать детишек.
Он оглядел снизу вверх два с половиной метра полуброни, камуфляжа, башмаков, патронташей, мускулов и клыков. «Почему-то мне кажется, что этого будет недостаточно, сержант…» – Разумеется… стоит попробовать, – выдавил он. Значит, она сознает, насколько необычен ее внешний вид. «Идиот! А как с ней может быть иначе? Ты же сознаешь необычность своего.» Теперь он почти жалел, что раньше, во время путешествия, не осмелился выбраться из своей каюты и познакомиться с ней. «Девочка из моего родного города».
– На что похоже это ощущение – возвращаться назад? – внезапно спросил он, кивком куда-то в неопределенном направлении обозначив приближающуюся зону высадки в Доме Бхарапутра.
– Оно странное, – призналась она; ее густые брови нахмурилась.
– Тебе знакома эта посадочная площадка? Ты когда-нибудь раньше здесь была?
– В этом медкомплексе – нет. Я почти никогда не покидала генетической лаборатории, если не считать пары лет, которые я прожила у нанятых для меня приемных родителей. А это было в том же городе.
Она повернула голову и голосом на октаву ниже рявкнула приказ о погрузке оборудования одному из своих людей. Тот ответил коротким взмахом руки и поспешил повиноваться.
Затем она повернулась к нему, и ее голос снова смягчился до застенчивого, сдержанного и легкого тона. Ничем другим она не демонстрировала интимность их отношений, неуместную на службе; похоже, они с Нейсмитом были осторожными любовниками, если вообще были. Это благоразумие его успокоило. – Я не особо выходила наружу, – добавила она.
Он сам понизил голос. – Ты их ненавидишь? – «Как я». Еще один своего рода интимный вопрос.
Ее большие губы задумчиво скривились. – Думаю… они ужасно обращались со мной, когда я росла, но в то время мне это не казалось жестоким. Было множество неприятных анализов и исследований, но все они были для науки, в них не было намерения сделать мне больно. И мне действительно не причиняли настоящей боли, пока меня не продали Риовалю, когда отменили проект с супер-солдатами. То, что хотел сделать со мной Риоваль, было дико и неестественно… но это просто в природе самого Риоваля. Это все Бхарапутра. Которому не было до меня дела. Который выбросил меня прочь. Это было больно. Но когда появился ты… – Она просветлела. – Рыцарь в сверкающей броне и все такое прочее.
Он мысленно ответил привычным, грубым, негодующим жестом. «Да пошел он в задницу, этот рыцарь в сверкающей броне, вместе со своей лошадью. Черт побери, я тоже могу спасать людей!»
К счастью, в этот момент она оглядывалась вокруг и не уловила вспышки гнева на его лице. А, может, приняла ее за гнев на их бывших мучителей.
– Но несмотря на все это, – тихо проговорила она, – если бы не Дом Бхарапутра, меня бы не было на свете. Они меня сделали. Я живу, сколько бы эта жизнь ни длилась… должна ли я отплатить смертью за жизнь? – На ее странном, неправильном лице все сильнее проступала задумчивость.
Он запоздало сообразил, что это умонастроение – совсем не тот безупречный энтузиазм, который следует внушать участвующему в боевой высадке десантнику. – Не… обязательно. Мы здесь, чтобы спасать клонов, а не чтобы убивать служащих Бхарапутры. Убивать мы станем только в случае сопротивления, верно?
Отличный нейсмитизм; она подняла голову и ухмыльнулась ему. – Я так рада, что ты чувствуешь себя лучше… Я жутко волновалась. Хотела повидать тебя, но капитан Торн не позволил. – Глаза ее горели теплым ярко-желтым пламенем.
– Да, я был… сильно нездоров. Торн поступил правильно. Но… может, мы сможем еще поболтать на обратном пути. – Когда все будет закончено. Когда он завоюет право… право на что?
– Свидание назначено, адмирал. – Она подмигнула ему и выпрямилась, потрясающе счастливая. «Что я только что обещал?» А она двинулась вперед присмотреть за своим отрядом – снова, как полагается, в своей сержантской ипостаси.
Он последовал за ней в боевой десантный катер. Освещение здесь было приглушенней, воздух – прохладней, и, разумеется, здесь не было силы тяжести. Он плыл от захвата к захвату следом за капитаном Торном, мысленно расчерчивая при этом место на полу под их предполагаемый груз. Двенадцать или пятнадцать рядов ребятишек, по четверо в ряд… набьется полное помещение. Катер был рассчитан, чтобы нести на борту два отряда плюс бронированные парящие машины, либо целый полевой госпиталь. На корме был пункт первой помощи, включающий в себя четыре откидные койки и переносную криокамеру для неотложных случаев. Дендарийский десантник-медик проворно обустраивал свою территорию и пристегивал необходимые ему принадлежности. Бесшумно двигающиеся солдаты в комбинезонах закрепляли все предметы, гула голосов почти что не было. Для всего свое место, и каждая вещь – на этом месте.
Пилот катера был уже в своем кресле. Торн занял место второго пилота, а он сел в кресло связиста сразу за спиной Торна. Сквозь лобовое стекло он мог видеть далекие колючие звезды, ближе – подмигивающие разноцветные огоньки, свидетельствующие о человеческой деятельности, а на самой границе видимости просматривалась тонкая изогнутая полоска – край планеты. Почти что дом. В желудке у него забурлило, и не только от нулевой гравитации. Напряжение стянуло голову пульсирующим обручем под ремнями шлема.