Использовался ли стол вчера вечером по назначению? Игроки склонили головы и сосредоточились на ударах шаров из слоновой кости друг о друга, не подозревая, что над ними нависает покойник. Его привязали за запястья и лодыжки, поверх брюк и рукавов, но как убрали веревки? Ведь надо было отвязать их, не касаясь пола, и тем самым заставить меня ломать голову над девственно-чистым ковром внизу. Я снова прокрутил в голове сцену. Дрессированная обезьяна или мальчик-акробат. Что-то примитивное. Похоже, я имею дело с фокусниками и трюкачами.
И богохульниками.
Очень интересное сочетание.
Надо еще раз осмотреть тело и одежду покойного. Запах жадности перебивает тонкий аромат преступного сговора и мести.
Все, что случилось с нами, лишь пролог.
Глава десятая
Красноречивее всяких слов
…любезный и простодушный священник-нонкомформист.
Весь остаток дня и следующее утро Ирен пребывала в задумчивости. Я не могла решить, связано ли это как-то с неожиданным визитом Квентина (касательно которого подруга не проявляла особого любопытства, что меня даже задело) или же с какими-то подробностями ее причудливого детства, которые мы только что узнали.
После обеда в ресторане гостиницы мы вернулись в номер. Ирен вынесла зловещий рукописный фолиант, который в прямом смысле достала из-под земли в ту ночь смертельного ужаса и опасности в доме, расположенном всего в миле отсюда на Пятой авеню.
Мы сбежали из этого дома, где произошло два самоубийства, мнимое и настоящее, и нам еще повезло, что мы оттуда вообще унесли ноги, по крайней мере без посторонней помощи.
Ирен прихватила с собой журнал, ради которого Нелли Блай, автор нашумевшего бестселлера «Десять дней в сумасшедшем доме», согласилась бы провести в психушке и все двадцать дней, лишь бы заполучить записи.
Бумага была разлинована, как в конторской книге или в журнале учета. Цифры и буквы, написанные старомодным почерком потускневшими чернилами, складывались в страницы тарабарщины.
– Настоящая фамилия мадам Рестелл была Ломан, урожденная Троу. Она англичанка, Нелл.
– Не напоминай мне! Больно сознавать, что женщина, которой посчастливилось родиться в столь замечательном месте, могла иммигрировать в Америку и вскоре после этого прославиться как самая безнравственная женщина Нью-Йорка.
– Может, у тебя получится разгадать шифр?
– Я не хочу иметь с этой женщиной ничего общего, кроме страны происхождения…
– Но ведь ты такая умная, щелкаешь загадки как орешки!
– …более того, она мертва уже более десяти лет. – Тут я спохватилась: – Я? Умная? Щелкаю загадки как орешки?
– Ну уж поумнее меня. Возможно, все дело в том, что у тебя острый взор и ты набила руку на вышивке со всеми этими узорами…
– Но…
– Раз ты можешь следовать сложнейшей схеме для вышивки крестиком и не сбиваться, то наверняка сможешь распутать и то, что зашифровано с помощью цифр и букв.
Да, мои скромные рисунки пригодились нам в прошлом расследовании… Нет! Теперь я думаю об этом проклятом журнале с шифром как о части очередного расследования.
– Не волнуйся, Нелл. Это не единственная наша ниточка. Я имела в виду, что теперь, когда у тебя есть журнал, тебе будет чем заняться в свободные часы.
– А когда это у меня бывают свободные часы, скажи на милость?
– Не знаю. Наверное, их в самом деле не будет, если мистер Стенхоуп станет у нас завсегдатаем.
– После одного визита – еще не завсегдатай, – отрезала я.
– Он будет захаживать, вот увидишь.
Ирен грациозно поднялась, чтобы взять летние перчатки и единственную соломенную шляпку, которую позволила себе захватить с собой в нашу, как предполагалось, короткую поездку на берега Америки.
– Ты куда-то собираешься? – удивилась я.
– Да. И ты можешь пойти со мной, если захочешь.
Хотя мое вчерашнее уединение в отеле и закончилось приятным сюрпризом в виде чаепития с Квентином тет-а-тет, не могу сказать, что мне нравилось сидеть в номере и получать сведения о перемещениях и приключениях Ирен из вторых рук.
– И очень даже захочу, – сказала я, поднимаясь, дабы продемонстрировать всю серьезность своих намерений. Может, Ирен желала, чтобы я отпустила ее бродить по улицам Нью-Йорка одну, без сопровождения? Коли так, то она такой вольности не дождется.
Я присоединилась к подруге у зеркала и приколола шляпку к подушечкам для увеличения объема прически. Надо сказать, я быстро выучилась у примадонны ее сценическим приемам, да и новомодные шляпы с широкими полями, которые в ветреную погоду служили «парусами», требовали объемной прически. Ирен не выказала никаких признаков раздражения из-за моего желания сопровождать ее. Напротив, ее золотисто-карие глаза, напоминавшие по цвету черепаховый панцирь, блестели, как отполированные.