Мистер Холмс наконец снял перчатки и положил их в перевернутый вверх дном котелок. Как только шляпа и трость оказались на столе подле двери, Холмс взял стул, развернул его и сел лицом к дивану.
Чай определенно был лишь предлогом, чтобы облечь в более привлекательную форму допрос, ну или словесную дуэль, поскольку с виду Ирен казалась слишком хладнокровной, чтобы играть роль кроткой кающейся грешницы.
Я наблюдала за ними в зеркало, пока развязывала свою шляпку. Без головного убора мистер Холмс казался старше. Линия волос открывала высокий выпуклый лоб и обрамляла угловатое лицо, как темный капюшон. Возможно, из-за моей неприязни к этому господину каждая его черта казалась мне неприглядной. А может, я сравнивала его с Годфри, которого ценила за благодушие и легкость в общении.
Но присутствие Холмса благотворно влияло на мою осанку: я села, вытянувшись в струнку, на свободный стул и почувствовала себя чем-то средним между официантом, подносящим чай, и рефери.
Итак, мы сидели и обменивались пустыми замечаниями касательно погоды в разгар лета в Англии и во Франции по сравнению с Нью-Йорком. Наконец стук в дверь возвестил о том, что принесли чай, и мы отвлеклись от разговора. Я велела официанту поставить тяжелый сервиз и подносы на высокий столик подле дивана.
– Я сама налью, – сказала Ирен, слегка подавшись вперед и приняв такую же позу, как я.
Я подняла бровь.
– Оскар Уайльд всегда говорил, что за чайным столом зачастую происходят более кровавые события, чем на поле боя, – заметила она.
– Как и в бильярдных, – добавил Холмс.
Ирен, услышав его комментарий, чуть замешкалась с чайником в руке, но лишь на миг.
– Молоко? Сахар? – спросила она у нашего гостя.
– Ни того ни другого.
Ирен налила и мне чашку, щедро плеснула молока и выбрала солнечный ломтик лимона, в который была вставлена гвоздика, чтобы положить в свой чай с сахаром.
– Бильярдные… – произнесла примадонна, сделав осторожный глоток. – Надо сказать об этом Оскару Уайльду, когда он вернется в Париж. Он всегда ищет какие-то невероятные декорации, чтобы дать волю своему остроумию.
– Кстати, о невероятных декорациях, – перебил ее Холмс, – что вы забыли в доме Уилли Вандербильта на Пятой авеню в одиннадцать утра?
– А вы что забыли? – парировала Ирен. – Кроме того, вы явно ошиблись. Я в это время прогуливалась по универмагу Олтмана, покупала всякие безделушки для нас с Нелли. В этом городе после моего отъезда появилось столько новых магазинов.
– Так, значит, планируете задержаться в Нью-Йорке?
– Возможно. Мне намекнули, что я могла бы найти здесь родных.
– И поэтому вы следили за мной.
Ирен отхлебнула из чашки и ничего не ответила, оставив меня защищать ее честь или, по крайней мере, истину.
– С чего бы ей следить за вами? – спросила я.
– Видимо, ваша подруга решила, что мои перемещения по городу как-то связаны с ее утраченными корнями.
Ирен прервала нас:
– Мы еще не установили точно, что я была там, где говорит мистер Холмс.
Сыщик отставил нетронутую чашку на столик.
– Нет смысла отрицать. Как только эта идея мелькнула у меня голове, я проследил всю цепочку событий. Если бы я не был так сосредоточен на изучении… злосчастного бильярдного стола Вандербильта, то раскрыл бы ваш обман.
– Если бы я не отвлеклась на несчастного священника, упавшего рядом с моим домом в Сент-Джонс-Вуде, я бы тоже сразу, а не полчаса спустя раскрыла ваше намерение использовать дымовую шашку, чтобы заставить меня выдать расположение тайника.
Я переводила глаза с Ирен на Холмса и обратно.
– То есть мистер Холмс намекает, что ты спряталась в засаде у дома Вандербильтов и следила за ним, а потом пробралась внутрь? Вандербильты – одна из богатейших семей, Ирен. Вломиться в их дом – это все равно что… проникнуть в Виндзорский замок. Как тебе удалось?
– Для умной женщины нет ничего невозможного. – Казалось, мое удивление доставляет мистеру Холмсу удовольствие, и он только рад просветить меня. Чувствуя себя как рыба в воде, он повернулся к Ирен. – После того как вы весьма кстати упали в обморок, а потом исчезли, я навел справки на кухне. В прачечной каждый желающий может взять белые манжеты, воротнички и чепцы. В то утро на вас было черное платье, но не в память о Женщине в черном, которая появлялась в варьете, когда вы были ребенком, – просто так легче всего слиться с пейзажем в огромном доме на любом континенте. Вы добавили к образу непокорные рыжие кудри, зная, что две трети слуг, работающих в этом городе, – ирландцы, не так ли? Единственное, чего вы не приняли во внимание, – что меня позвали осмотреть в бильярдной труп бедняги, убитого чудовищным способом, сопоставимым со зверствами Джека-потрошителя в Уайтчепеле и за его пределами. Мне любопытно, мадам, неужели зрелище жестоко умерщвленного человека и впрямь вызвало у вас приступ головокружения? Или это была очередная уловка, чтобы я отвлекся от вас на мгновение и вы могли сбежать, прежде чем меня позвали к хозяину?