Рюманов развёл руками и улыбнулся. По-доброму и обезоруживающе. Ни тени злорадства или лжи.
– Док написал ещё несколько писем, – закинул я пробный камень.
– Постойте, не говорите кому, – Рюманов поднял руку вверх, отвернувшись в сторону. Затем, вздохнул и опустил ладонь на выдохе. – Легба и Шимон, не так ли? Только не удивляйтесь и не задавайте лишних вопросов. Сейчас в Медине лишь трое пытаются принести божественный свет в это тёмное место. Индра-седьмой покинул нас на прошлой неделе, решив, что в текущем перерождении у него ничего не выйдет.
Я ничего не знал про отъезд Индры-седьмого. Я и видел-то его пару раз – сухопарый смуглый мужчина со слезящимися глазами.
Люди, которым были адресованы письма, действительно пытались привнести «божественный свет в это тёмное место», пользуясь терминологией Рюманова. Эта мысль пришла и мне самому, едва я увидел конверты, но зачем об этом упомянул барон? Пытается направить на след или же сбить с него? С этими русскими никогда ни в чём нельзя быть уверенным.
Изучая некоторое время барона, я молчал. Рюманов же сначала улыбался, а потом враз стал серьёзным, напомнив цирковых медведей, веселящих публику, но порой приходящих в бешенство на пустом месте.
– Княже, вы вообще осведомлены о тех исследованиях, которыми занимался Док?
– Полагаю, что да, – солгал я, хотя понятия не имел, что Док делал в Медине. Что-то исследовал, это уж точно.
– Ах, вы полагаете! – Рюманов насмешливо хмыкнул и вернулся к привычному образу. – Вы, должно быть, в том числе полагали, что я упаду вам в ноги и начну каяться? Признаюсь в убийстве Дока и, до кучи, ещё в чём-нибудь, что вы никак не можете раскрыть? Вы это полагали? Не отвечайте, я ещё не закончил. Быть может, вы полагали, что я благосклонно отнесусь к столь позднему визиту? Или к тому, что вы ведёте себя так, будто я являюсь главным или даже единственным подозреваемым?
– Нет, – я начал закипать, но в тот момент барон вновь переменил тактику.
– Я очень рад, что всё не так, – расплылся Рюманов в улыбке. – А то мне, знаете ли, показалось. Ну да, мало ли, что мне кажется, правда? Быть может, есть ещё что-то, в чём я могу вас просветить?
– Чёрный песок, – усмехнулся я сквозь сдерживаемую ярость. – Можете рассказать, что это такое?
– Как-как, вы говорите? Чёрный? Не имею ни малейшего понятия. Но это, знаете ли, интересно. Это меня увлекает. Так похоже на пепельный снег чадящих фабрик близ Святого Петрославля.
Я не сдержал смешок. На этот звук в приоткрытой двери у противоположной стены показалась полуодетая девушка, которая сначала сонно смотрела на нас, а потом, осознав, что Рюманов не один, тут же шмыгнула обратно.
– Не желаете остаться? – спросил барон. – Кальян, самовар, что-нибудь ещё…
– Пытаетесь купить?
– Ну вот! – Рюманов всплеснул руками. – Вы опять меня оскорбляете, княже, а я ведь всего лишь проявляю заботу о ближнем, как учит нас Перун.
Барон нащупал на груди серебряную цепочку, а затем его пальцы пробежались по аккуратной сапфировой молнии – вид божественного символа натолкнул меня на одну занятную мысль.
– Скажите, барон, а как Перун велит поступать с теми, кто потерял часть плоти, заменив её механизмами? Насколько я знаю, механические протезы не являются чем-то диковинным в ваших краях.
– Нужно искать в подобных калеках человечность, – Рюманов вновь нацепил холодную улыбку. – Вытягивать её по капле изнутри до тех пор, пока она не станет определяющей. А если человечности нет, то и относиться к таким созданиям надлежит как к бездушным тварям. Скажу вам даже больше, княже, люди умеют терять человечность, не избавляясь от плоти. Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне.
– Тогда, будьте добры, оставьте меня.
Барон указал на дверь, продолжая улыбаться, и в тот момент я понял, что это его настоящее лицо. Или, как минимум, одно из самых любимых. Холеное лицо аристократа, привыкшего указывать и повелевать.
– Благодарю за оказанное гостеприимство, барон, – ответил я, не изменившись в лице. – Постарайтесь в следующий раз встретить меня в подобающем виде.
Когда я закрывал дверь, горсть песка, подхваченная ветром, ринулась на штурм, стремясь проникнуть внутрь. Повинуясь внезапному порыву, я придержал створку на секунду – не смог удержаться от маленькой неопасной мести.