Потом, сквозь скрюченные полузатопленные деревья и широкие мокрые улицы, он заметил серебристый блеск солнца на воде. Еще одна река, сразу же понял он, спешит к Ройне. Руины становились выше, а суша — все уже, пока город не закончился на мысе, где были видны развалины грандиозного дворца из розового и зеленого мрамора. Его обвалившиеся своды и сломанные шпили возвышались над рядом крытых арок. Тирион увидел еще больше черепах, спавших на стапелях там, где когда-то могли стоять в доках полсотни кораблей. Тогда он понял, где находится. Дворец Нимерии и все, что осталось от Ни Сара, ее города.
— Йолло, — крикнул Яндри, когда корабль проплывал мимо мыса, — расскажи-ка мне опять о вестеросских реках, которые так же велики, как Мать Ройна.
— Я не знал, — отозвался тот, — ни одна река в Семи Королевствах не достигает и половины ширины этой.
Новый приток был вдвое шире реки, по которой они спускались, и он один почти не уступал Мандеру или Трезубцу.
— Это Ни Сар, где Мать встречает свою Буйную Дочь — Нойн, — сказал Яндри, — но своей самой широкой точки она достигнет, когда встретится с остальными дочерьми. У Кинжального Озера присоединится Койн, Мрачная Дочка, полная золота и янтаря с Топора и сосновых шишек из лесов Квохора. Южнее Мать встретит Лорулу, Улыбчивую Дочку с Золотых Полей. Там, где они сливаются, когда-то стоял Кроян, праздничный город, где улицы были из воды, а дома — из золота. Затем снова на юг и восток на долгие лиги, пока, в конце концов, не подползет Селору — Застенчивая Дочь, что прячет свои воды в тростниках и заводях. Там Мать Ройна разливается так широко, что если выплыть на середину реки — не видно берегов. Вот увидишь, мой маленький друг.
Увижу, думал карлик, когда заметил впереди рябь на воде ярдах в шести от лодки. Он уже собирался указать на это Леморе, когда поверхность забурлила и "Робкая Дева" закачалась на волнах.
Это была черепаха, рогатая черепаха гигантских размеров, с темно-зеленым панцирем, испещренным коричневыми крапинками и покрытым водяным мхом и застарелыми черными речными моллюсками. Черепаха подняла голову и издала низкий монотонный рев, громче любого военного рога, который Тириону когда-либо доводилось слышать.
— Мы благословлены, — в голос зарыдала Ясилла, из ее глаз рекой текли слезы. — Мы благословлены, благословлены!
Утка и Юный Гриф улюлюкали. На палубу выскочил Халдон — выяснить причину всеобщего волнения… но слишком поздно: громадная черепаха исчезла под толщей воды. — Из-за чего весь этот шум? — спросил он.
— Черепаха, — ответил Тирион. — Черепаха больше нашей лодки.
— Это был он! — воскликнул Яндри. — Речной Старец.
Почему бы и нет, ухмыльнулся Тирион. При рождении королей всегда происходят чудеса и явления богов.
Давос
"Веселая повитуха" проскользнула в Белую Гавань с вечерним приливом. Ее залатанный парус колыхался от каждого порыва ветра.
Она была старым рыболовным судном, но даже в молодости никто не назвал бы ее красавицей. Носовая фигура изображала смеющуюся женщину, держащую младенца за одну ногу, но щеки женщины и задница младенца рябили червоточинами. Бесчисленные слои тускло-коричневой краски покрывали корпус, паруса были серыми и изодранными. Это не тот корабль, на который бросишь второй взгляд — разве только подивиться, как он остается на плаву. "Веселую повитуху" здесь хорошо знали — много лет она вела скромную торговлю между Белой Гаванью и Сестрами.
Отправляясь с Саллой и его флотом, Давос не предвидел такого прибытия. Тогда все казалось проще. Вороны не принесли королю Станнису клятву верности из Белой Гавани, так что Его Величество отправил посланника, чтобы договориться с лордом Мандерли лично. Чтобы продемонстрировать силу, Давос должен был прибыть на борту галеаса Саллы "Валирийка" с остальным лиссенийским флотом за спиной. Корпуса всех кораблей были полосатыми: черный с желтым, розовый с синим, зеленый с белым, фиолетовый с золотым. Лиссенийцы любили яркие цвета, а Салладор Саан — самые яркие. Салладор Великолепный, подумал Давос, но шторма положили конец всему.