С одежды Давоса капала вода. Запястья натерло врезавшейся в кожу веревкой. Он ждал. Одно слово этого лорда — и болтаться ему на Воротах Висельников Сестрина, но по крайней мере у него появилась крыша над головой, а под ногами — прочный камень вместо вздымающейся палубы. Он вымок до нитки, был болен и изнурен, убит горем и предательством, и ему до смерти осточертели шторма.
Лорд вытер рот тыльной стороной руки и взял ленту, чтобы рассмотреть ее поближе. Снаружи сверкнула молния, на долю секунды осветив бойницы белым и голубым. Раз, два, три, четыре, насчитал Давос, до того как загрохотал гром. Когда все стихло, он услышал звук капель и приглушенный рев у себя под ногами, где волны бились о громадные каменные арки Волнореза и кружились в водоворотах темниц. Возможно, его дни закончатся там: прикуют цепями к влажному каменному полу и оставят тонуть, когда ворвется прилив. Нет, постарался он успокоить себя, это контрабандист может погибнуть таким образом, но не королевская Десница. Ему будет выгоднее продать меня своей королеве.
Лорд вертел в пальцах ленту, хмуро глядя на печати. Уродливый человек: большой и толстый, с крепкими плечами гребца и без шеи. Грубая седая щетина, местами совсем белая, покрывала его щеки и подбородок. Над массивным выступом лба он был лыс. С бугристым носом в красных прожилках, толстыми губами и чем-то вроде перепонок на трех пальцах правой руки. Давос слышал, что у некоторых лордов Трех Сестер были перепончатые руки и ноги, но всегда считал это очередными матросскими байками.
Лорд откинулся назад.
— Освободи его, — приказал он, — и сорви с него эти перчатки. Я хочу увидеть его руки.
Капитан сделал то, что ему велели. Когда он дернул изувеченную руку своего пленника, молния сверкнула снова, и тень от укороченных пальцев Давоса Сиворта упала на грубое и жестокое лицо Годрика Боррелла, лорда Милой Сестры.
— Кто угодно может украсть ленту, — произнес лорд, — но эти пальцы не лгут. Ты — луковый рыцарь.
— Меня так называли, милорд, — Давос и сам был лордом и рыцарем уже много лет, но глубоко внутри он все же оставался тем, кем был всегда — контрабандистом из простого рода, который купил свое рыцарство луком и рыбой. — Меня называли и похуже.
— Да. Изменником. Мятежником. Перебежчиком.
Давос разозлился на последнее слово:
— Я никогда не был перебежчиком, милорд. Я человек короля.
— Только если Станнис — король, — лорд рассматривал его жесткими черными глазами. — Большинство рыцарей, которые высаживаются на моих берегах, разыскивают меня в моем замке, а не в "Утробе Кита", этом логове подлых контрабандистов. Ты вернулся к своему старому ремеслу, луковый рыцарь?
— Нет, милорд. Я искал переправу к Белой Гавани. Король отправил меня с посланием для ее лорда.
— Тогда ты оказался не в том месте и не у того лорда, — лорда Годрика, казалось, это позабавило. — Это Сестрин, на Милой Сестре.
— Я знаю.
Ничего милого в Сестрине не было: отвратительный маленький город, хлев, воняющий свиным дерьмом и гниющей рыбой. Давос хорошо запомнил его с контрабандистских времен. Сотни лет Три Сестры были любимым прибежищем контрабандистов, а до этого — пиратским гнездом. Улицы грязные и дощатые, дома — обмазанные глиной плетеные хибары с соломенными крышами, а на Воротах Висельника всегда болтались люди с вывороченными кишками.
— У тебя здесь друзья, я в этом уверен, — сказал лорд. — У каждого контрабандиста есть друзья на Сестрах. Некоторые из них и мои друзья. Всех остальных я вешаю. Я даю им возможность медленно задохнуться, пока кишки с шумом бьются об их колени. — Молния снова ярко осветила зал, и через несколько мгновений грянул гром. — Если ты, как говоришь, направлялся в Белую Гавань, то почему оказался тут? Что тебя сюда привело?
Королевский приказ и предательство друга, мог бы сказать Давос. Вместо этого он ответил:
— Шторма.
Двадцать девять кораблей отплыло от Стены. Если бы Давос узнал, что хотя бы половина из них все еще на плаву, он бы страшно поразился. Грозовые тучи, резкие ветра и хлещущие ливни преследовали их на всем пути вдоль побережья. Галеры «Оледо» и «Старушкин Сын» налетели на скалы Скагоса — острова единорогов и каннибалов, к которому и Слепой Бастард побоялся бы пристать. Отличное судно «Саатос Саан» пошло ко дну у Серых Скал. «Станнис заплатит за них, — кипел Салладор Саан. — Он заплатит за них золотом, за каждый». Казалось, словно какой-то разъяренный бог потребовал выкуп за их легкий путь на север, когда с ровным южным ветром в парусах они прошли от Драконьего Камня до Стены. Еще одна буря снесла оснастку с «Щедрого Урожая», и Салле пришлось тянуть его на буксире. Десять лиг севернее Вдовьего Дозора море восстало вновь, швырнув «Урожай» на одну из буксировавших его галер и потопив оба судна. Остатки лиссенийских кораблей разбросало по Узкому морю. Некоторые из них могли сбиться с курса и причалить в каком-нибудь порту, других же больше никто никогда не увидит.