— Браавосцы происходят от беглых рабов и в залив Работорговцев не ходят.
— Нашего золота хватит, чтобы купить корабль.
— А кто его поведет? Мы с тобой? — С тех пор, как Нимерия сожгла десять тысяч своих кораблей, дорнийцы никогда не славились как мореплаватели. — Море близ Валирии опасно и просто кишит пиратами.
— Да, пиратов с меня уже хватит. Уговорил: покупать не станем.
«Для него это так и осталось игрой, — понял Квентин. — Как в те дни, когда он повел нас шестерых в горы на поиски старого логова Короля Стервятников». Думать, что они могут потерпеть неудачу, а уж тем более умереть, не в натуре Герриса Дринквотера. Даже гибель троих друзей не отрезвила его. Осторожничать и размышлять он предоставляет Квентину.
— Возможно, наш здоровяк прав, — добавил Геррис. — Плюнем на море и двинемся дальше сушей.
— Ты же знаешь, почему он так говорит: ему легче умереть, чем снова сесть на корабль. — В Лиссе здоровяк четыре дня отходил после морской болезни. Мейстер Кеддери уложил его в гостинице на перину и пичкал бульоном с целебными зельями, пока тот не начал розоветь понемногу.
Это правда, в Миэрин можно ехать и сушей. Здесь пролегает много валирийских дорог. Их называют драконьими, но та, что ведет из Волантиса на восток, заслужила более зловещее имя: дорога демонов.
— Дорога демонов тоже опасна, и ехать по ней слишком долго. Тайвин Ланнистер подошлет к королеве своих убийц, как только узнает, где она обретается. Если они доберутся туда раньше нас…
— Будем надеяться, ее драконы учуют их и сожрут. Корабль найти не удается, сушей ты ехать не хочешь — можем с тем же успехом вернуться обратно в Дорн.
Приползти в Солнечное Копье побежденным, с поджатым хвостом? Отцовского разочарования и сокрушительного презрения песчаных змеек Квентин просто не вынесет. Доран Мартелл вручил ему судьбу Дорна — он не подведет отца, пока жив.
Воздух колебался от зноя, придавая гавани с ее складами, лавками и причалами сказочный вид. Здесь продается все, что душа пожелает: свежие устрицы, кандалы, фигурки кайвассы из кости и черного дерева. Храмы, где моряки приносят жертвы своим чужестранным богам, чередуются с перинными домами, где женщины зазывают мужчин с балконов.
— Глянь-ка на эту, — показал Геррис. — Мне сдается, она влюбилась в тебя.
Сколько может стоить такая любовь? Перед девушками, в особенности хорошенькими, Квентин, сказать по правде, робел.
Впервые приехав в Айронвуд, он влюбился по уши в Инис, старшую дочь лорда. Не говоря ни слова о своих чувствах, он годами мечтал о ней, пока ее не выдали за Раэна Аллириона, наследника Дара Богов. При их последней встрече один сын держался за ее юбку, а другой, грудной, лежал у нее на руках.
После Инис настал черед двойняшек Дринквотер. Этим смуглянкам нравилось охотиться, лазить по скалам и вгонять Квентина в краску. Одна из них — он так и не разобрался, которая — подарила ему первый поцелуй. Для брака с принцем они как дочери простого рыцаря-землевладельца не подходили, но Клотус находил, что целоваться с ними вполне позволительно. «Вот женишься и возьмешь одну в любовницы. Или обеих, почему бы и нет». Квентин, хорошо зная «почему», стал избегать близнецов, и дело ограничилось тем единственным поцелуем.
В последнее время за Квентином стала ходить хвостом младшая из дочерей лорда Андерса. Темные волосы и глаза выделяли умненькую двенадцатилетнюю Гвинет из ее семейства, голубоглазого и белокурого. «Дождись, когда я расцвету, — твердила она, — и тогда мы поженимся».
Этого было еще до того, как принц Доран вызвал Квентина в Водные Сады. Теперь его ждала в Миэрине самая красивая в мире женщина, и он должен был исполнить свой долг, взяв ее в жены. Она ему не откажет. Дорн нужен ей для завоевания Семи Королевств, а значит, и Квентин нужен. Из этого, однако, еще не следует, что она полюбит его — может, он вовсе ей не понравится.
Там, где река впадала в море, продавали животных: украшенных драгоценностями ящериц, гигантских полосатых змей, обезьянок с розовыми лапками.
— Не хочешь купить обезьянку в подарок своей серебряной королеве?
Квентин понятия не имел, устроит ли Дейенерис такой подарок. Он обещал отцу привезти ее в Дорн, но все больше сомневался, может ли с этим справиться.
Сам бы он никогда напрашиваться не стал.
За широким голубым Ройном виднелась Черная Стена, поставленная валирийцами, когда Волантис был не более чем далекой окраиной их империи: огромный овал из расплавленного камня высотой двести футов. Ширина стены позволяла проехать в ряд шести упряжкам из четырех лошадей, что и делалось ежегодно в день основания города. Иноземцы и вольноотпущенники допускались в огороженное стеной пространство лишь по приглашению тех, кто там жил — потомков древних валирийских родов.