"Нет, не был," подумала она. "У него темно-синие, почти фиолетовые глаза, а его золотые зубы мерцают когда он мне улыбается."
Впрочем, сир Барристан не сомневался в том, что Даарио вернётся. И Дени оставалось только молиться, чтобы он не ошибался.
Надо принять ванну и успокоиться. Она прошла к открытому бассейну, мягко ступая босыми ногами по траве. От прохладной воды по коже у неё побежали мурашки. Крошечные рыбки покусывали её ладони и ступни. Она раскинулась на воде и закрыла глаза.
Легкий шелест заставил ее открыть их вновь. Она села в воде с тихим плеском. – Миссандея? – позвала она. – Ирри? Чхику?
— Они спят, — раздался ответ.
Под финиковым деревом стояла женщина, на ней была мантия с капюшоном, полы которой касались земли. Лицо под капюшоном казалось неживым и отражало свет. Это маска — поняла Дени, — деревянная маска, покрытая бордовым лаком.
— Куэйта? Я что, сплю? — она ущипнула себя за ухо и вздрогнула от боли. — Ты снилась мне на "Балерионе", когда мы приплыли в Астапор в первый раз.
— Это был не сон, как и сейчас.
— Что ты здесь делаешь? Как ты прошла мимо стражи?
— Я пришла другим путём. Твоя стража не видела меня.
— Я могу позвать их, и они убьют тебя.
— Они будут уверять тебя, что меня здесь нет.
— А что, тебя здесь нет?
— Меня здесь нет. Выслушай меня, Дейенерис Таргариен. Горят свечи из стекла. Скоро появится бледная кобыла, за ней остальные. Кракен и тёмное пламя, лев и грифон, сын солнца и скомороший дракон. Не верь никому. Помни Неумирающих. Остерегайся надушенного сенешаля.
— Резнак? Почему я должна бояться его? — Дени поднялась на ноги. Вода струйками стекала по её телу, руки её на прохладном ночном воздухе покрылись гусиной кожей. — Если хочешь предупредить меня о чём-то, выражайся яснее. Чего ты хочешь от меня, Куэйта?
Глаза женщины отражали лунный свет.
— Указать тебе путь.
— Я помню его. Я должна идти на север, чтобы попасть на юг, на восток, чтобы попасть на запад, идти назад, чтобы двигаться вперёд. А чтобы прикоснуться к свету, мне придётся пройти под тенью. — Она скрутила серебристые волосы, отжимая воду. — От разгадывания этих загадок меня начинает тошнить. В Кварте я была нищенкой, но здесь я — королева. И я повелеваю тебе...
— Дейенерис. Помни Неумирающих. Помни, кто ты есть.
— Я — драконья кровь. Но мои драконы ревут во тьме. Я помню Неумирающих. Дитя троих, назвали они меня. Три восхождения обещали мне они, три огня, и три измены. Одну ради крови, другую ради денег, и ещё одну ради...
— Ваша светлость? — в дверях королевской спальни стояла Миссандей с лампой в руках. — С кем Вы разговариваете?
Дени обернулась и посмотрела на финиковое дерево. Женщины не было. Никакой мантии с капюшоном, никакой лакированной маски, никакой Куэйты.
С тенью. С собственной памятью. Ни с кем. В ней течёт драконья кровь, но сир Барристан предупредил её, что эта кровь — порченая. Быть может, я схожу с ума? Её отца называли безумным, когда-то давно.
— Я молилась, — ответила она девочке из Наата. — Скоро рассвет. Я бы поела прежде, чем начнётся официальная часть.
— Я принесу Вам завтрак.
Вновь оставшись в одиночестве, Дени обошла пирамиду в поисках Куэйты, мимо обугленных деревьев и сожжённой земли там, где её люди ловили Дрогона. Но лишь ветер шелестел в ветвях фруктовых деревьев, а в саду не было никого, кроме пары бледных мотыльков.
Миссандей вернулась с дыней и сваренными вкрутую яйцами, но Дени вдруг поняла, что не хочет есть. Небо светлело, звёзды исчезали одна за другой, Ирри и Джики помогали ей облачиться в токар фиолетового шёлка с золотистой бахромой.
Когда вошли Резнак и Скааз, она поймала себя на том, что смотрит на них с подозрением, памятуя о трёх изменах. — Остерегайся надушенного сенешаля. — Она с подозрением втянула воздух, пытаясь уловить аромат, исходивший от Резнака мо Резнака. — Можно было бы приказать Бритоголовому взять его под стражу и допросить. Если предупредить предательство, то пророчество не сбудется? Или же освободившееся место займёт какой-нибудь другой изменник? Пророчества обманчивы, — напомнила она себе, — и Резнак может оказаться тем, кем кажется, и не более того.
Войдя в пурпурный зал, Дени увидела на своём кресле чёрного дерева кипу атласных подушек. Тень улыбки тронула её лицо. Сир Барристан постарался, — поняла она. Старый рыцарь был прекрасным человеком, но иногда понимал вещи слишком буквально. Это была всего лишь шутка, сир, — подумала она, но использовала одну из подушек по назначению.
Бессонная ночь давала о себе знать. Вскоре она уже еле сдерживала зевоту, слушая журчащую речь Резнака, который докладывал о гильдиях ремесленников. Похоже, каменотёсы имели зуб на неё, равно как и каменщики. Среди бывших рабов нашлись и те, кто мог тесать камень, и те, кто мог класть его, а мастера гильдии и их подмастерья оставались без работы.
— Вольноотпущенники просят за свою работу слишком мало, Светлейшая, — сказал Резнак. — Некоторые называют себя подмастерьями и даже мастерами, а ведь так могут именовать себя лишь члены гильдии. Каменщики и каменотёсы почтительно просят Вашу милость восстановить их в их исконных правах и обычае.
— Вольноотпущенники просят мало, потому что им надо зарабатывать на еду. — заметила Дени. — Если по просьбе гильдий я запрещу им тесать или класть камень, завтра у моего порога будут бакалейщики, ткачи и ювелиры, и будут просить меня о том же. — Она на мгновение задумалась. — Запишите, что с сего дня только члены гильдии могут именовать себя мастерами или подмастерьями... при условии, что членом гильдии сможет стать любой вольноотпущенник, подтвердивший свою квалификацию.
— Так и запишем, — сказал Резнак. — Желает ли Ваша милость слушать благородного Хиздара зо Лорака?
Неужели он никогда не признает поражения?
— Пусть подойдёт.
Сегодня Хиздар был не в токаре. На нём было простое платье, серое с голубым. Ещё он побрился. Он сбрил бороду и остриг волосы, — отметила она. Растительности на его голове оставалось больше, чем у бритоголовых, но хотя бы не было больше этих его нелепых крылышек.
— Ваш цирюльник поработал на славу, Хиздар. Надеюсь, вы явились, чтобы показать мне его работу, и не собираетесь снова изводить меня просьбами об открытии арен для боёв?
Он поклонился почти до земли:
— Боюсь, Ваша светлость, без этого не обойтись.
Дени скорчила гримаску, передразнивая его. Даже её собственные люди никак не оставят её в покое с этими аренами. Резнак мо Резнак не упускал возможности отметить, на сколько налоги с арен пополнят казну. Её зелёная милость говорила, что богам угодно, чтобы арены вновь были открыты. Бритоголовый считал, что такое решение даст Дени поддержку, которая так нужна в противостоянии с Сынами Гарпии. "Пусть дерутся" — басил Бельвас-Силач, который в своё время был победителем многих подобных боёв. А сир Барристан, единственный из всех, предложил вместо гладиаторских сражений устроить турнир, где его воспитанники демонстрировали бы выездку и бились врукопашную учебным оружием, но Дени понимала, что у этого предложения нет никаких шансов, хотя намерения сира Барристана были самыми благими. Мееринийцы желают смотреть на кровь, а не на мастерство. В противном случае гладиаторы не выступали бы без доспехов. Казалось, только Миссандей, малышка-секретарь, разделяет её дурные предчувствия.
— Уже шесть раз я отказывала вам, — напомнила Хиздару Дени.
— На родине Вашего сиятельства семеро богов, вдруг она примет моё седьмое прошение благосклонно? Сегодня я явился не один. Не изволите ли выслушать моих спутников? Их тоже семеро. — Один за другим, из толпы выходили люди. — Хразз. Черноволосая Барсена, храбрейшая из храбрых. Камаррон, человек Графа, и Гогор-Великан. Пятнистый Кот, Айток Бесстрашный. И последний, Белакво-Костолом. Все они здесь, чтобы присоединить свои голоса к моему и просить Вашу светлость вновь открыть арены для боёв.