Не все лица были знакомы Дени, но она была наслышана обо всех семерых. Все они были в числе самых знаменитых гладиаторов Меерина... И это были те, кто поднял рабов, когда пробравшиеся к ним её канализационные крысы сняли с них оковы, кто вёл за собой других в восстании, которое отдало Меерин в её руки. У неё был кровный долг перед этими людьми.
— Слушаю вас, — произнесла она.
Они говорили по очереди, и каждый просил её дозволить вновь открыть арены.
— Но зачем вам это? — спросила она, когда кончил говорить Айток. — Вы теперь не рабы, обречённые на смерть прихотью хозяина. Я сделала вас вольными людьми. Почему же вы всё равно хотите окончить жизнь на обагрённом кровью песке?
— Мне было три года, когда началось моё обучение, — сказал Гогор-Великан. — В шесть я впервые убил. Мать драконов говорит, что я вольный человек. Значит, я волен и сражаться?
— Если ты хочешь сражаться, бейся за меня. Принеси присягу, вступи в ряды Людей Матери, или в Свободные Братья, или в Верные Щиты. Ты сможешь обучать других вольноотпущенников боевому искусству.
Гогор покачал головой:
— Раньше я бился для хозяина. Вы предлагаете биться за Вас. А я хочу биться за себя. — Огромный мужчина с силой ударил себя в грудь кулаком размером с добрый окорок. — За золото. За славу.
— Гогор говорит от имени всех нас. — На одном плече Пятнистого Кота была шкура леопарда. — Мой последний хозяин отдал за меня триста тысяч. Когда я был рабом, моя постель была устлана мехами, а кормили меня одной вырезкой. Сейчас я свободен, но сплю на соломе, а питаюсь солёной рыбой, да и ту не всегда удаётся добыть.
— Хиздар обещал нам, что победители получат половину кассы, — сказал Хразз. — Половину, он дал слово, слово уважаемого человека.
Нет, слово коварного человека. Дейенерис поняла, что угодила в ловушку.
— А побеждённые? Что получат они?
— Их имена будут высечены на Вратах Судьбы подле имён других павших храбрецов. — торжественно объявила Барсена. Дени слышала, что за последние восемь лет ни одна женщина, выставленная против Барсены, не покидала арену живой. — Все мы умрём, и мужчины, и женщины... Но в веках останется память лишь о некоторых.
Дени не знала, что ответить на это. Если мой народ действительно хочет этого, разве я вправе им отказывать? Прежде, чем стать моим, этот город принадлежал им, им принадлежат и жизни, которыми они желают так безрассудно распорядиться.
— Я обдумаю ваши слова. Благодарю вас за участие в обсуждении. — Она поднялась. — Продолжим завтра.
— Преклоните колени перед Дейенерис Бурерождённой, Неопалимой, Королевой Меерина, Королевой андалов, и ройнаров, и первых людей, Кхалиси Великого зелёного моря, Освобождающей От Оков и Матерью драконов, — провозгласила Миссандей.
Сир Барристан проводил Дени в её покои.
— Расскажите мне что-нибудь, сир, — произнесла Дени, когда они поднимались по лестнице. — Что-нибудь о доблестных делах, историю со счастливым концом. — Ей остро хотелось услышать историю со счастливым концом. — Расскажите мне, как бежали от узурпатора.
— Ваша светлость, мало доблести в бегстве ради спасения собственной жизни.
Дени уселась на подушку, скрестив ноги, и пристально посмотрела на него.
— Ну пожалуйста. Когда младший узурпатор уволил вас из Королевской гвардии...
— Да, Джоффри. Они сослались на мой возраст, но дело было совсем в другом. Мальчишка хотел облачить в белый плащ своего пса Сандора Клигана, а его мать желала видеть Цареубийцу на должности лорда-командующего.
Когда мне объявили об этом, я... я снял плащ, как было мне велено, швырнул свой меч к ногам Джоффри, и сказал кое-что, чего говорить не следовало.
"И что же ты сказал?"
— Правду... Но при том дворе правда редко бывала желанной гостьей. Из тронного зала я вышел с гордо поднятой головой, но куда мне идти, я не имел понятия. Единственным моим домом была Башня белого меча. Разумеется, мои двоюродные братья нашли бы для меня место в Зале урожая, но навлекать на них неудовольствие Джоффри я не хотел. Я собирал вещи, и вдруг понял, что сам предрешил свою участь, когда принял прощение Роберта. Он был добрым рыцарем, но из него вышел дурной король, и всё потому, что он занял трон, на который не имел никаких прав. И в ту минуту я решил, что найду истинного короля, и искуплю свою вину верной службой ему, и отдам этой службе все оставшиеся силы.
— И вы отправились на поиски моего брата Визериса.
Таково было мое намерение. Когда я достиг конюшен Золотые Плащи попытались схватить меня. Джоффри пожаловал мне крепость, чтобы умереть в ней, но я отверг его дар, поэтому теперь он вознамерился предложить мне темницу. Командующий Городской Стражей лично противостоял мне, воодушевленный моими пустыми ножнами, но у него с собой было только три человека, а у меня всё-еще был мой нож. Я полоснул лицо одного из них, когда он хватал меня, и переехал через других. Пока я несся к воротам, слышал как Янос Слинт кричал, чтобы они догнали меня. За Красным Замком улицы были перегружены, поэтому я не смог уйти быстро. Они настигли меня у Речных Ворот. Золотые Плащи, которые преследовали меня от замка, кричали тем, кто у ворот, чтобы они остановили меня, так что они скрестили копья на моем пути.
— А у вас не было меча. Как же вы прошли их?
Настоящий рыцарь стоит десяти стражников. Мне на руку сыграл эффект внезапности. Мой конь сбил одного из них с ног, я перехватил его копьё и всадил его в горло ближайшего преследователя. Последний из людей Слинта прекратил погоню, увидев, что я уже за воротами, а я пустил лошадь в карьер и скакал вдоль реки, пока город не скрылся из виду, и твёрдость моего намерения граничила с безрассудством. Ночью я обменял коня на обноски и пригоршню мелочи, а утром смешался с людским потоком, тёкшим в Королевскую Гавань. Я убегал через Грязные ворота, так что вернуться решил через Божьи, моё лицо было в грязи, щёки заросли щетиной, без оружия, если не считать деревянный посох. В грубом одеянии, подпоясанный верёвкой, с грязью на сапогах я ничем не отличался от сотен стариков, бегущих прочь от войны. Золотые плащи собрали с нас по золотому и махнули нам, чтобы мы проходили. Королевская Гавань была переполнена беженцами из земель, где военные действия были в разгаре. Среди них я и затерялся. У меня было немного серебра, но его я должен был отдать капитану, который переправит меня на другой берег узкого моря, так что приходилось ночевать в септах и парках, а питаться в дешёвых кабаках. Я отпустил бороду, я притворялся стариком. В день казни лорда Старка я был на площади и всё видел. А после я зашёл в Великую Септу и возблагодарил семерых за то, что Джоффри снял с меня белый плащ.
— Старк был изменником и умер смертью изменника.
— Ваша светлость, — произнёс Селми, — Эддард Старк приложил руку к свержению Вашего отца, но Вам он не желал зла. Когда евнух Варис сообщил нам о том, что Вы ждёте ребёнка, Роберт сказал, что Вы должны умереть, но лорд Старк был против.
Он не мог принять убийство детей, и сказал Роберту поискать другого Десницу.
— А как же принцесса Рейнис и принц Эйгон, о них вы забыли?
— Ни в коем случае. Это дело рук Ланнистеров, Ваша светлость.
— Ланнистеры, Старки — какая разница? Визерис именовал всех их псами узурпатора. Если на ребёнка спустили собак, есть ли разница, которая первой доберётся до его горла? Все псы виновны в равной степени. Вина... — Она словно поперхнулась этим словом. Хаззеа, подумалось ей, и неожиданно для себя она произнесла, — Мне нужно взглянуть на яму, — и её голос был тихим, словно шёпот ребёнка. — Проводите меня вниз, сир, будьте так любезны.
Тень неодобрения легла на лицо старика, но у него не было привычки обсуждать распоряжения своей королевы.