«Гости, — подумал Вонючка, — друзья его светлости, а меня привели для их увеселения».
По коже пробежал мороз.
Бастард восседал за головным столом в кресле своего лорда-отца и пил из отцовской чаши. Вместе с ним на помосте расположились два пожилых человека. Вонючка с первого взгляда понял, что оба они знатного происхождения. Один — худощавый, с ледяными глазами, длинной белой бородой и суровым, как зимний холод, лицом. На нём была заношенная до дыр засаленная куртка из медвежьей шкуры. Под ней виднелась плетеная кольчуга, которую тот не снял даже за столом. Второй лорд — тоже худой, но кроме того — сутулый и кособокий. Он склонился над своим блюдом, словно стервятник над падалью. У него были жадные серые глаза, жёлтые зубы и почти седая спутанная борода, раздвоенная на конце. На покрытой пятнами голове торчало лишь несколько седых волосков. Однако на его плечах красовался отделанный чёрным соболиным мехом серый шерстяной плащ — мягкий и добротный, а застежкой служила кованная серебряная пряжка в виде звезды с расходящимися лучами.
Рамси был облачён в чёрные и розовые цвета: чёрные сапоги, чёрный пояс с ножнами, чёрный кожаный камзол поверх розового бархатного дублета, в прорезях которого виднелся тёмно-красный атлас. В его правом ухе блестел гранат в форме капли крови. Однако несмотря на всё великолепие наряда он по-прежнему был некрасив: ширококостный, с покатыми плечами, с той рыхлостью, которая с годами грозила превратиться в полноту. Кожа его была розовой и прыщавой, нос — широким, рот — маленьким, а волосы — длинными, тёмными и ломкими. Несмотря на толстые мясистые губы, самыми заметными в его внешности оставались отцовские глаза: маленькие, близко посаженные, необычно блеклые, призрачно-серые — так порой называют этот оттенок, но на самом деле — абсолютно бесцветные, как два осколка мутного льда.
Завидев Вонючку, Рамси улыбнулся, скривив рот.
— Вот и он. Мой старый закадычный друг. Вонючка был со мной с детских лет. Его подарил мне отец, в знак своей любви, — рассказал он сидевшим рядом мужчинам.
Лорды обменялись взглядами.
— Я слышал, твой слуга погиб, — произнес тот, у которого одно плечо было выше другого. — Говорили, его убили Старки.
Лорд Рамси хихикнул.
— Железнорожденные сказали бы на это: то, что уже мертво, никогда не умрёт, но восстанет сильнее и твёрже. Как Вонючка. Хотя смердит от него, как от трупа, в этом вы правы.
— От него несёт испражнениями и старой блевотиной. — Кривобокий старик отшвырнул в сторону кость и вытер пальцы о скатерть. — У тебя есть какая-то важная причина, чтобы навязывать нам его общество во время еды?
Второй лорд, прямой старик в плетёной кольчуге, изучал Вонючку хмурым взглядом.
— Посмотри-ка внимательней, — посоветовал он другому лорду. — Поседевший, похудевший на три стоуна, да, но не слуга. Разве не узнаешь?
Кривобокий вновь окинул пленника взглядом и вдруг фыркнул.
— Он? Не может быть! Старков воспитанник. Смешливый такой, вечно улыбался.
— Теперь он улыбается реже, — признался Рамси. — Кажется, я сломал часть его красивеньких беленьких зубиков.
— Лучше бы ты перерезал ему горло, — ответил лорд в кольчуге. — С собаки, напавшей на хозяина, нужно спускать шкуру.
— О, шкуру я с него тоже содрал, местами, — подтвердил Рамси.
— Да, мой господин. Я был плохим, мой господин. Дерзким и… — Вонючка облизал губы, пытаясь придумать, что же ещё сделал.
«Служи и подчиняйся, — напомнил он сам себе, — и тогда уцелеет хотя бы то, что осталось. Служи, подчиняйся, и помни своё имя. Вонючка, Вонючка-канючка».
— … плохим и…
— У тебя рот в крови, — заметил Рамси. — Ты снова грыз пальцы, Вонючка?
— Нет. Нет, мой господин, клянусь.
Вонючка однажды пытался откусить собственный безымянный палец — с того содрали кожу и он ужасно болел. Лорд Рамси никогда не отрезал пальцы просто так. Он предпочитал снять с них кожу. Голая плоть начинала сохнуть, трескаться и гноиться. Вонючку и секли, и вздергивали на дыбу, и резали, но даже эти муки были несравнимы с болью оголённой плоти. Она просто невыносима, она сводит с ума. Рано или поздно жертва обязательно взмолится: — «Пожалуйста, я больше не могу, не могу, прекратите, отрежьте его». — И лорд Рамси окажет эту услугу. Вот в такую игру они играли. Достаточно было взглянуть на руки и ноги Вонючки, чтобы понять, что он хорошо усвоил правила этой игры. Но однажды он забылся и попытался прекратить мучения сам — зубами. Рамси это не понравилось, и оплошность стоила Вонючке ещё одного пальца на ноге.
— Я ел крысу, — пробормотал он.
— Крысу? — Блеклые глаза Рамси блеснули в свете факелов. — Все крысы в Дредфорте принадлежат моему лорду-отцу. Как ты посмел съесть одну из них без моего разрешения?
Не зная, что ответить, Вонючка промолчал. Одно неверное слово — и он может лишиться очередного пальца на ноге или даже на руке. У него уже не было двух пальцев на левой руке и мизинца на правой. А на ногах — трёх пальцев на левой и мизинца на правой. Иногда Рамси шутил, не уравнять ли ему правую и левую стороны.
«Мой господин всего лишь шутил, — пытался себя успокоить Вонючка. — Он говорил, что не хочет делать мне больно. Он так поступает, только когда я виноват».
Его лорд — добрый и милосердный. Он мог бы снять кожу с лица Вонючки за те слова, что тот говорил, пока не выучил своё истинное имя и место.
— Это становится утомительным, — произнёс лорд в плетёной кольчуге. — Убей его, и покончим с этим.
Лорд Рамси наполнил свою чашу пивом.
— Это испортит наш праздник, милорд. Вонючка, у меня для тебя хорошие новости. Я собираюсь жениться. Мой лорд-отец везёт мне девчонку Старков. Дочь лорда Эддарда, Арью. Ты же помнишь малютку Арью, верно?
«Арья-Босоножка, — чуть не сказал он, — Арья-Лошадка».
Младшая сестра Робба, с каштановыми волосами, вытянутым лицом, тощая, как палка, и вечно чумазая.
«Красивой была Санса».
Когда-то он думал, что Сансу могут выдать за него, и лорд Эддард назовёт его сыном, но это были всего лишь детские фантазии. Что же касается Арьи…
— Я помню её. Арью.
— Она станет леди Винтерфелла, а я — её лордом.
«Она же совсем ещё ребенок».
— Конечно, мой господин. Поздравляю вас.
— Придёшь ли ты ко мне на свадьбу, Вонючка?
Он замешкался.
— Если вы пожелаете, мой господин.
— Да, я хочу этого.
Он снова заколебался. Вдруг это какая-то жестокая ловушка?
— Конечно, мой господин. Если это доставит вам удовольствие. Это такая честь для меня.
— Тогда надо вытащить тебя из этого ужасного подземелья. Отскрести до розового цвета, переодеть в чистое и покормить. Хочешь вкусной нежной овсянки? Или кусок горохового пирога с беконом? У меня для тебя небольшое задание. Но тебе понадобится восстановить силы, если хочешь мне служить. А я знаю, что ты хочешь.
— Да, мой господин. Больше всего на свете, — его била дрожь. — Я — ваш Вонючка. Пожалуйста, позвольте мне вам служить. Пожалуйста.
— Ты так славно просишь — как я могу отказать? — улыбнулся Рамси Болтон. — Я еду на войну, Вонючка. И ты поедешь со мной, чтобы привезти домой мою девственную невесту.
БРАН
Что-то в крике ворона вызвало дрожь в позвоночнике Брана. Я почти взрослый, напомнил он себе. Я должен быть храбрым.
Но воздух был резким и холодным, наполненным страхом. Даже Лето испытывал страх. Шерсть у него на шее встала дыбом. Тени протянулись от холма, черные и голодные. Деревья склонились под тяжестью льда, налипшего на них. Некоторые совсем небыли похожи на деревья. Похороненные от корней до кроны в смерзшийся снег, они расположились на холме, словно великаны, чудовищные и уродливые создания, прислонившиеся к ледяному ветру.
"Они здесь". Странник выхватил меч. "Где?" Мира говорила шепотом. "Недалеко. Я не знаю. Где-то".
Ворон вскрикнул опять. «Ходор» прошептал Ходор. Он спрятал руки в подмышки. Сосульки висели на его коричневой бороде, а его усы превратились в кусок замерзших соплей, краснеющий в свете заката.