— Йолло, — окликнул Утка. — Где Халдон?
— Его уложили в постель с некоторым недомоганием. У него черепахи выползают из задницы.
Он предоставил рыцарю самому разобраться с этим и вскарабкался по лестнице на крышу каюты. Далеко на востоке мгла собиралась за скалистым островом.
Там его нашла Септа Лемор.
— Ты чувствуешь шторм в воздухе, Хугор Хилл? Перед нами Кинжальное Озеро, где рыщут пираты. А за ним — Печали.
Не мои. Куда бы я ни шел, всюду меня сопровождают мои собственные сожаления. Он задумался о Тише и о том, куда отправляются все шлюхи. Почему не в Волантис? Может быть, я найду ее там. Человеку нужно на что-то надеяться. Он подумал о том, что бы ей сказал. Мне жаль, что я позволил им тебя изнасиловать, любимая. Я думал, ты была шлюхой. Могла бы ты простить меня? Я хочу вернуться в наш домик, когда мы были мужем и женой.
Остров остался позади. Тирион видел развалины, возвышающиеся вдоль восточного берега: кривые стены и рухнувшие башни, разрушенные своды и ряды сгнивших деревянных колонн, улицы, задохнувшиеся в грязи и заросшие багровым мхом. Еще один мертвый город, в десять раз больше, чем Гойан Дрое. Теперь здесь жили черепахи, огромные костоломы. Карлик видел, как они греются на солнце — коричневые и черные бугры с неровными гребнями, расходящимися от центра панцирей. Некоторые заметили "Робкую Деву" и скользнули в воду, оставляя за собой рябь. Не очень подходящее место для купания.
Потом, сквозь скрюченные полузатопленные деревья и широкие мокрые улицы, он заметил серебристый блеск солнца на воде. Еще одна река, сразу же понял он, спешит к Ройну. Руины становились выше, а суша — все уже, пока город не закончился на мысе, где видны были развалины грандиозного дворца из розового и зеленого мрамора, очертания его обвалившихся сводов и сломанных шпилей возвышались над рядом крытых арок. Тирион увидел еще больше черепах, спавших на стапелях там, где когда-то могли стоять в доках полсотни кораблей. Теперь он знал, где находится. Это был дворец Нимерии и все, что осталось от Ни Сара, ее города.
— Йолло, — крикнул Яндри, когда корабль прошел мимо, — расскажи ка мне опять о Вестеросских реках, которые так же велики, как Мать Ройн.
— Я не знал, — отозвался он. — Ни одна река в Семи Королевствах не достигает и половины ширины этой.
Новый приток был столь же широк как и река по которой они плыли, и каждая из них почти не уступала Мандеру или Трезубцу.
— Это Ни Сар, где Отец встречает свою Буйную Дочь — Нойн, — сказал Яндри, — но своей самой широкой точки он достигнет, когда встретится с остальными дочерями. У Кинжального озера присоединится Койн, Мрачная Дочка, полная золота и янтаря с Секиры и сосновых шишек из лесов Квохора. Южнее этих трех Отец встретит Лорулу, Улыбчивую Дочку с Золотых Полей. Там где они сливаются, когда-то стоял Кроян, праздничный город, где улицы были из воды, а дома из золота. Затем снова на юг и восток на долгие лиги, пока, в конце концов, не подползет Селору — Застенчивая Дочь, что прячет свои воды в тростниках и заводях. Там Отец Ройн разливается так широко, что если выплыть на середину реки — не видно берегов. Вот увидишь, мой маленький друг.
Увижу, думал карлик, когда он заметил рябь на воде впереди в менее чем шести ярдах от лодки. Он уже собирался сообщить об этом Лемор, когда поверхность забурлила и "Робкая Дева" закачалась на волнах.
Это была черепаха, рогатая черепаха огромных размеров с темно-зеленым панцирем, испещренным коричневыми крапинками, покрытым водяным мхом и застарелыми черными речными моллюсками. Черепаха подняла голову и издала низкий монотонный рев, громче любого военного горна, который Тириону когда-либо доводилось слышать. "Мы благословлены", — в голос зарыдала Ясилла, из ее глаз рекой текли слезы. — "Мы благословлены, благословлены!"
Утка и Молодой Грифф улюлюкали. Чтобы узнать о причине всеобщего волнения, на палубу поднялся Халдон… но слишком поздно. Гигантская черепаха исчезла под толщей воды. "Из-за чего весь этот шум?" — спросил он.
— Черепаха, — сказал Тирион. — Черепаха больше, чем наш корабль.
— Это был он, — воскликнул Яндри. — Речной Старик.
Почему бы и нет, ухмыльнулся Тирион. При рождении королей всегда происходят чудеса и явления богов.
ДАВОС
"Веселая повитуха" проскользнула в Белую Гавань с вечерней волной, ее залатанный парус колыхался от каждого порыва ветра.
Она была старой рыбацкой лодкой, и даже в молодости никто не назвал ее хорошенькой. Ее носовая фигура изображала смеющеюся женщину, держащую за а одну ногу младенца, но лицо женщины и задница младенца рябили червоточинами. Бесчисленные слои коричневой краски покрывали корпус, паруса были серыми и изодранными. Она не была кораблем, на который бросишь второй взгляд, разве только для того, чтобы удивиться, как он остается на плаву. "Веселая повитуха" была известна в Белой Гавани. Много лет она вела скромную торговлю между ней и Сестрицами.
Отправляясь с Саллой и его флотом, Давос не рассчитывал на такое прибытие. Тогда все казалось проще. Вороны не принесли Королю Станнису покорности Белой Гавани, значит его милость шлет посланника, чтобы снестись с лордом Мандерли лично. Демонстрируя силу, Давос прибудет на галлее «Валирия» с остальным лиссинийским флотом за спиной. Каждый корпус был полосатым: черным и желтым, розовым и синим, зеленым и белым, фиолетовым и золотым. Лиссенийцы любят яркие цвета, а Салладор Саан — самые яркие. Салладор Блестящий, подумал Давос, но шторма положили конец всему.
Вместо этого он тайно проник в город, как может быть сделал бы это двадцать лет назад. Пока он не знал как обстоят здесь дела, было бы благоразумнее предсталяться простым моряком, а не лордом.
Белокаменные стены стены Белой Гавани выросли перед ним на восточном берегу, где Белый Нож впадал в залив. За шесть лет, что Давос здесь не был, многие городские укрепления усилились. Мол, разделявший внутреннюю и внешнюю гавани, был укреплен длинной каменной стеной высотой в тридцать футов и длиной почти в милю, с башнями через каждые сто ярдов.
С Тюленей скалы, где раньше были одни руины, тоже поднимался дым.
Это могло быть хорошо или плохо, в зависимости от того, чью сторону выбрал лорд Виман.
Давос всегда любил этот город, с тех пор как впервые прибыл сюда как юнга на "Булыжниковой кошке". Хоть и маленький по сравнению со Староместом и Королевской гаванью, он был чистым и хорошо организованным, с широкими прямыми мощеными улицами, по которым люди легко можно найти дорогу. Дома были построены из известкового камня, со скатными крышами из темно-серого шифера. Рого Ухорис, своенравный старый владелец "Булыжниковой кошки", имел обыкновение утверждать, что он может отличить один порт от другого, только по манере как они воняют. Города похожи на женщин, настойчиво утверждал он, каждый имел свой собственный уникальный запах. Старомест столь же цветист, как надушенная вдова. Ланниспорт был дояркой, свежей и грубоватой, с запахом древесного дыма в волосах. Королевская Гавань воняла словно какая-то немытая шлюха. Но приятный запах Белой Гавани был острым и соленым и даже немного рыбным. Она пахнет, как должна пахнуть русалка, — говорил Рого. — Она пахнет морем.
"И всё еще пахнет", — подумал Давос, но он также чуял торфяной дым, плывущий с Тюленьей Скалы. Морская глыба господствовала над подходами к внешней гавани, массивный серо-зеленый выступ поднимался над водой на пятьдесят футов. Его вершину венчало кольцо обветренных камней — круглый форт Первых Людей, который сотни лет простоял пустым и заброшенным. Сейчас он не был заброшен. Давос видел скорпионы и огнеметы за стоящими камнями, а между ними выглядывали арбалетчики. Там, должно быть, холодно и сыро. Во все предыдущие заходы он видел тюленей, гревшихся внизу на разбитых камнях. Слепой Бастард заставлял его считать их всякий раз, когда "Булыжная кошка" уходила из Белой Гавани; чем больше тюленей, говорил Роро, тем счастливей будет их плаванье. Сейчас тюленей не было. Дым и солдаты их распугали. Умный человек увидел бы в этом предупреждение. Будь у меня хоть наперсток разума, я бы ушел с Саллой. Он мог бы направиться на юг, к Марие и сыновьям. Я потерял четырех сыновей на службе королю, а пятый служит у него оруженосцем. У меня есть право заботиться о двух мальчиках, которые еще остались. Я так давно их не видел.