Джон накинул плащ и вышел наружу. Он каждый день совершал обход Чёрного Замка, проверяя часовых на постах и выслушивая их донесения из первых рук, наблюдал за Ульмером и его учениками на стрельбище, беседовал с людьми короля и королевы, гулял по гребню Стены и смотрел на лес. Белой тенью за ним следовал Призрак.
Когда Джон поднялся на Стену, на ней нёс дозор Кедж Белоглазый. Кедж отметил сорок с лишним своих именин, из них тридцать – на Стене. Его левый глаз был слеп, правый – видел не слишком хорошо. За Стеной – на лошади и с топором в руках – он ничем не уступал любому другому разведчику Дозора, но с другими дозорными никогда не ладил.
– Спокойный день, – сказал он Джону. – Докладывать не о чем, кроме неумех-следопытов.
– Что за «неумехи»? – переспросил Джон.
Кедж ухмыльнулся:
– Пара рыцарей. Поехали на юг от Стены по Королевскому тракту. Когда Дайвин увидел, как они скачут – сказал, что олухи-южане ошиблись дорогой.
– Ясно, – сказал Джон.
Чуть больше ему удалось выудить из самого Дайвина, пока старый лесничий хлебал ячменную похлебку в казармах.
– Так точно, м’лорд, я их видел. Это были Хорп и Мэсси. Станнис послал их куда-то, но не сказал, куда, зачем и когда они вернутся.
Сиры Ричард Хорп и Джастин Мэсси оба были людьми королевы, и оба занимали важные места в королевском совете.
«Если бы Станнис хотел что-то разведать, пары обычных вольных всадников хватило бы за глаза, – рассудил Джон, – а вот рыцари лучше подойдут в качестве вестников или послов».
Коттер Пайк из Восточного Дозора сообщил, что Луковый Рыцарь с Салладором Сааном отплыли в Белую Гавань договариваться с лордом Мандерли. Ничего удивительного, что Станнис высылает новые посольства – его величество не отличался терпеливостью.
Когда вернутся «неумехи» – это уже был другой вопрос. Пусть это и были рыцари, но они не знали Севера.
«На Королевском тракте за ними будут наблюдать, и не только друзья, – впрочем, это Джона не касалось. – Пусть Станнис хранит свои секреты, а я милостью богов буду хранить свои».
В эту ночь Призрак спал рядом с его кроватью, и в кои-то веки Джону не снились волчьи сны. Однако же сам он спал урывками, проворочавшись в постели несколько часов, прежде чем провалиться в кошмар. Там была Лилли – плачущая, умоляющая оставить её детей в покое, но он вырвал младенцев из её рук, отрубил им головы, поменял местами и велел ей пришить их на место.
Когда он проснулся, над постелью в темноте спальни маячил Скорбный Эдд.
– М’лорд? Пора. Час волка, вы просили разбудить.
– Принеси чего-нибудь горячего, – Джон откинул простыни.
К тому времени, как он оделся, Эдд вернулся, с дымящейся кружкой в руках. Джон ждал подогретого вина, но с удивлением обнаружил суп – жиденькую похлебку, которая пахла луком и морковью, но ни лука, ни моркови в ней не было.
«В моих волчьих снах запахи крепче, – подумал он, – и вкус еды в них сильнее. Призрак и то живее меня».
Пустую кружку он оставил на кузнечном горне.
В это утро на страже у дверей стоял Кегс.
– Я хочу поговорить с Бедвиком и Яносом Слинтом, – сказал ему Джон. – Чтоб к рассвету оба были здесь.
Мир снаружи был черным и застывшим.
«Холодно, но не смертельно – пока что нет. С восходом солнца станет теплее. Если боги будут милостивы, Стена снова заплачет».
Когда они добрались до кладбища, походная колонна уже выстроилась. Джон назначил командиром колонны Чёрного Джека Балвера, с ним была дюжина конных следопытов и две телеги. Одну из них доверху загрузили сундуками, ящиками и мешками – провизией для путешествия. Над второй был установлен жёсткий полог из вываренной кожи – от ветра. Мейстер Эйемон, укутанный в медвежью шкуру, из-за которой он казался ростом с ребенка, уселся позади. Тут же стояли Сэм и Лилли. Глаза у девушки были красными и опухшими, но в руках у нее был крепко спеленутый младенец. Джон не имел понятия, чей это был сын – её или Даллы. Он видел их вместе всего несколько раз. Ребенок Лилли был постарше, ребенок Даллы покрепче и поздоровее, но они были примерно одинакового возраста и роста, так что едва ли кто-то, кто не знал их толком, смог бы отличить одного младенца от другого.