— Зарек?
Он вновь оставил ее слова без ответа.
Вздыхая, девушка прижалась лбом к двери, спрашивая себя, сможет ли она когда-нибудь достучаться до него.
Как можно спасти человека, который не хочет спасения.
Танатос был в ярости от приказа Артемиды.
— Остановить преследование. Хрена с два.
Он не собирался останавливаться. Он четыреста лет ждал этого приказа. Шанса уровнять счет с Зареком из Моэзии. Никто, а особенно Артемида не встанет у него на пути. Он убьет Зарека или сам сдохнет в попытках. Танатос улыбнулся. У Артемиды было отнюдь не так много власти, как она думала. В конце концов, его воля одержит победу. А не ее.
Для него она была никем. Не более, чем средством, чтобы покончить со всем раз и навсегда.
Он, наконец, отомстит.
Танатос ударил кулаком по двери хижины и услышал тихие испуганные голоса по другую сторону: Апполиты спешили укрыть женщин и детей.
Апполиты, живущие в страхе перед теми, кто придет за ними.
— Я свет лиры, — произнес Танатос слова, которые знали лишь Апполиты и Даймоны. Слова, которые они использовали, чтобы попросить убежища у представителей своего рода. Эта фраза служила напоминанием о родстве с Аполлоном, богом солнца, проклявшем и оставившем их.
— Как ты можешь передвигаться при свете солнца? — раздался женский голос, наполненный страхом.
— Я — Дневной убийца. Откройте дверь.
— Откуда нам знать, что это правда? — на этот раз голос принадлежал мужчине.
Танатос глухо зарычал. С чего он решил помогать этим людям? Они ни на что не годны.
Но он знал причину: однажды, давным-давно, он был одним из них. Он тоже прятался, опасаясь Темных Охотников и Оруженосцев. Жалких людишек, которые охотились на его род при свете дня. Как же он ненавидел их всех.
— Я открою эту дверь в любом случае, — предупредил Танатос, — я постучал лишь по одной простой причине — чтобы вы сделали это сами и успели убраться со света до того, как я войду. Теперь открывайте или я вышибу дверь.
Он услышал щелчок замка.
Глубоко вздохнув, успокаиваясь, Танатос медленно открыл дверь.
Как только он вошел и закрыл дверь, на его голову опустилась лопата.
Танатос схватился за нее и резко дернул, вытащив из тени женщину, которая ее держала.
— Я не дам тебе причинить вред моим детям!
Он выдернул лопату из рук женщины и уставился на нее в раздражении:
— Поверь, если бы я хотел причинить им вред, ты не смогла бы меня остановить. Никто бы не смог. Но я здесь не для этого. Я здесь, чтобы убить Темного Охотника, который преследует вас.
Облегчение отразилось на лице женщины, когда она взглянула на него, как на ангела.
— Тогда ты, действительно, Дневной Убийца, — голос был мужским.
Танатос повернул голову, увидев, как Даймон выходит из тени. Ему нельзя было дать больше двадцати. Как и все Даймоны, он был образцом физического совершенства, прекрасным в своей юности и силе. Длинная светлая коса спускалась на спину. На правой щеке была татуировка с тремя кроваво-красными слезами.
Танатос сразу же понял, к какому роду Даймонов он принадлежит.
Он был одним из Спати — воинов, которых искал Танатос.
— Слезы по детям?
Даймон коротко кивнул.
— Все были убиты Темным Охотником. В ответ я прикончил его.
Танатос сочувствовал ему. У Апполитов, на самом деле, не было выбора, но их все равно наказывали, потому что они осмелились предпочесть жизнь смерти. Интересно, думал он, что бы выбрали люди и Темные Охотники, будь у них подобный выбор: мучительно умереть в расцвете юности или принять человеческую душу и жить.
Как простой Апполит, Танатос был готов к смерти.
Так же, как и его жена…
Зарек лишил его семью даже этого нехитрого выбора.
Впав в бешенство, Темный Охотник прошел по деревне, убивая всех на своем пути. Мужчины едва успели спрятать женщин и детей, прежде чем Зарек уничтожил их всех.
Ни один из тех, кто встал на пути у Зарека, не выжил.
Ни один.
Зарек уничтожал и Апполитов, и Даймонов, не разбирая, кто есть кто. И за это преступление наказанием стала лишь ссылка.
Ссылка!
Ярость затопила его. Как смел Зарек спокойно жить все эти столетия, когда сердце Танатоса постоянно терзала память о той ночи?
Но он заставил себя забыть о ненависти. Нельзя было позволить гневу управлять собой. Нужно было оставаться таким же спокойным и расчетливым, как и враг.
— Сколько тебе лет, Даймон? — спросил он у Спати.
— Девяносто-четыре.
Танатос приподнял бровь.
— Неплохо.