— Что скажешь на это, раб? Есть в тебе хоть капля римской крови?
Зарек покачал головой.
— Ты мой брат?
Снова отрицание.
— Тогда ты хочешь назвать моего благородного отца лжецом?
Зарек замер, когда осознал, что они в очередной раз обманули его. Запаниковав, он попытался освободиться. Ему хотелось убежать подальше от того, что должно было последовать за всем этим.
— Ну, так что? — потребовал Мариус.
Он покачал головой.
Но было уже слишком поздно. Плеть рассекла воздух с пугающим шипением и впилась ему в спину, разрезая его обнаженную плоть.
Весь сотрясаясь, Зарек проснулся. Он попытался успокоить дыхание, когда сел и с диким взглядом осмотрелся вокруг, будучи практически уверенным в том, что один из его братьев находится прямо здесь.
— Зарек?
Он почувствовал теплоту нежной руки у себя на спине.
— С тобой все в порядке?
Охотник не мог произнести ни слова, пока старые воспоминания пылали в нем. С того момента, как Мариус и Маркус узнали правду и до того дня, когда отец заплатил работорговцу за то, чтобы он забрал Зарека, его братья из кожи вон лезли, чтобы заставить его заплатить за тот факт, что они были в родстве.
Он не знал ни единого дня покоя.
Нищий, крестьянин или знать — все они были намного лучше него.
А для всех окружающих Зарек был никем иным, как жалким мальчиком для битья.
Астрид тоже села и обхватила его руками за талию.
— Ты весь дрожишь. Тебе холодно?
И снова никакого ответа. Он знал, что ему следовало бы отпихнуть ее, но прямо сейчас Зареку нужно было ее утешение. Он хотел, чтобы хоть кто-то сказал ему, что он не никчемное отродье. Что никто не стыдится его.
Закрыв глаза, Зарек притянул ее к себе и положил свою голову Астрид на плечо. Она была безумно ошарашена столь нехарактерными для Зарека действиями. Девушка гладила его волосы и легонько качала в своих руках, просто обнимая охотника.
— Ты расскажешь мне, что не так? — тихо спросила Астрид.
— Зачем? Это ничего не изменит.
— Потому что мне не все равно, Зарек. Я хочу попытаться, если ты, конечно, мне позволишь.
Его голос был таким тихим, что девушке пришлось превратиться в слух, чтобы расслышать то, что он сказал.
— Есть боль, которую ничто не может унять.
Она положила руку на его колючую щеку.
— Какая, например?
Он помедлил несколько мгновений прежде, чем снова заговорить.
— Ты знаешь историю моей смерти?
— Нет.
— На четвереньках, на земле, как животное, умоляющее о пощаде.
Астрид вздрогнула от его слов. Она так сильно страдала за него, что едва могла дышать от напряженности в своей груди.
— За что?
Он скукожился и сглотнул. Сперва девушка подумала, что Зарек отстранится, но он даже не шевельнулся. Он остался на месте, позволяя ей обнимать себя.
— Ты ведь видела, как мой отец избавился от меня? Как он заплатил работорговцу за то, чтобы тот забрал меня?
— Да.
— Так вот я прожил с этим работорговцем пять лет.
Его руки крепче сжали Астрид, как будто он едва ли мог вынести это признание.
— Ты и представить себе не можешь, как они обращались со мной. Что заставляли меня вычищать. Каждый день, просыпаясь, я проклинал себя за то, что все еще был жив. А каждую ночь я молился о том, чтобы умереть во сне. Я никогда не мечтал о том, чтобы вырваться из той жизни. Идея о побеге не приходит тебе в голову, если ты рожден рабом. Мысль о том, что я не заслуживал того, что окружающие со мной творили, просто не приходила мне в голову. Вот, чем я был. Вот все, что я знал. И у меня не было ни единой надежды на то, что кто-то купит меня и заберет подальше от того места. Каждый раз, когда приходил покупатель и видел меня, я слышал лишь то, что они резко втягивали воздух. Видел лишь неясные тени их ужасающих ухмылок.
Глаза Астрид наполнились слезами от таких слов. Он был таким очаровательным мужчиной. Да любая женщина убила бы за то, чтобы обладать им. И, тем не менее, весь его внешний вид был уничтожен. Единственной причиной всему этому была жестокость.
Никого не должны калечить и унижать так, как Зарека. Никого…
Астрид прижала губы к его лбу, убирая волосы с его лица, пока он продолжал свою исповедь. Она была уверена, что ни одна живая душа никогда не слышала об этом.
В его голосе не было никаких эмоций. Лишь напряженность тела и тот факт, что он все еще не отпустил девушку, выдавали в Зареке ту боль, которую охотник испытывал.