Отец оттолкнул Валерия, а Зарека потащил за волосы к торговым рядам.
Зарек хотел перехватить руку отца, чтобы было не так больно, но не осмеливался.
Страшно даже представить, что сделал бы отец, если бы Зарек вдруг к нему прикоснулся.
Перед ними вырос суетливый пожилой человечек.
Ты торгуешь рабами? — спросил отец.
Да, господин. Хотите купить раба?
Нет, продать. Вот этого.
Зарек ахнул, сообразив, что происходит. Как ни тяжко жилось ему в доме отца, мысль о том, чтобы покинуть этот дом, его ужасала. От товарищей по рабству он слышал немало страшных историй о том, что может произойти с бесправным и беззащитным рабом в других местах.
Старый работорговец устремил масленый взгляд на Валерия.
Тот побледнел и отступил на шаг.
Красивый мальчик, господин. Я дам за него хорошую цену.
Да не его! — рявкнул полководец. — Вот этого!
И он подтолкнул Зарека к работорговцу. Тот зажал нос и скорчил недовольную гримасу.
Вы шутите?
Вовсе нет.
Отец...
Придержи язык, Валерий, иначе вместе с ним продам и тебя!
Валерий бросил в сторону Зарека сочувственный взгляд, но все-таки мудро решил промолчать.
Работорговец покачал головой:
Этого не возьму. Какой в нем прок? Кому и на что он может сгодиться?
Может быть мальчиком для битья.
Ну, нет, для этого он слишком взрослый. Мои покупатели предпочитают мальчишек помоложе и посимпатичнее. А этот... с такой рожей — только милостыню просить!
Возьми его даром. Приплачу еще два денария.
Зарек ахнул от изумления. Отец собирается отдать его работорговцу с приплатой?! О таком он никогда не слыхивал!
Ну... за четыре, пожалуй, возьму.
Три.
Работорговец кивнул:
Будь по-вашему, три.
От унижения у Зарека перехватило дух. Даже самый дешевый раб стоит не меньше двух тысяч денариев! А он... выходит, он так ничтожен, что отец готов заплатить, лишь бы от него избавиться?
Да, все так и есть.
Он — ничтожество. Он ничего не стоит. У всех вокруг он вызывает только ненависть и омерзение.
Затуманенными от слез глазами он наблюдал, как отец отдает торговцу деньги и, не удостоив Зарека ни единым взглядом, берет за руку Валерия и тащит его за собой.
В поле его зрения появился новый незнакомец, очень похожий на работорговца, но помоложе. Увидев Зарека, он скривился:
Отец, и что мы будем с ним делать?
Работорговец задумчиво попробовал монеты на зуб.
Отправь его чистить выгребную яму для рабов. Так нам пришлось бы нанимать человека, а этот будет работать бесплатно. А коль заболеет или помрет — туда ему и дорога.
Сын работорговца ухмыльнулся.
Пошли, чучело, — приказал он, подтолкнув Зарека тростью. — Приступай к своим новым обязанностям.
Астрид вырвалась из сна, словно из западни. Сердце ее колотилось как безумное. Лежа в постели, окруженная привычной тьмой, снова и снова переживала она боль Зарека.
Никогда она не испытывала такого отчаяния. Такого горя.
Такого отвращения к миру и к себе.
Зарек ненавидел всех вокруг, но сильнее всех — самого себя.
Неудивительно, что он безумен. Как сохранить рассудок после такого?
М'Адок! — прошептала она.
Я здесь. — Он сел рядом.
Оставь мне немного идиоса. И принеси настойки лотоса.
Ты уверена?
Да.
Глава 7
Зарек проснулся вскоре после полудня. Как правило, он не спал днем — скорее дремал. Летом в его хижине было слишком жарко для спокойного сна, а зимой — слишком холодно.
Но больше всего беспокоили его сны. Во сне к Зареку неизменно возвращались призраки прошлого. Наяву он умел бороться с воспоминаниями, но во сне оказывался перед ними беззащитен.
Однако, открыв глаза и прислушавшись к вою ветра за окном, он мгновенно перенесся в настоящее.
Он в доме Астрид.
Прошлой ночью он наглухо задернул шторы, так что не знал, продолжается ли снегопад. Впрочем, какая разница? До сумерек он все равно заточен здесь.
Вместе с ней.
Он поднялся с кровати и направился к кухне. Эх, оказаться бы сейчас дома! Как ему не хватает выпивки! Водка не убивает воспоминания, но приятное жжение в горле и в желудке по крайней мере немного от них отвлекает.
Зарек!
Знакомый голос, нежный, словно прикосновение шелковой ткани. Его тело мгновенно отреагировало на этот звук.
Достаточно было мысленно произнести ее имя, и его естество затвердевало, как скала, полное желания.
Что? — Он сам не знал, зачем ей ответил.
С тобой все в порядке?
Вместо ответа он фыркнул. Ни разу в жизни с ним не бывало «все в порядке»!
У тебя есть что-нибудь выпить?
Есть чай и апельсиновый сок.
Я о спиртном, принцесса. Найдется туту тебя что-нибудь кусачее?
Разве что Саша. Ну и ты сам, конечно.
Зарек взглянул на свою руку: на ней еще багровели шрамы, оставленные вчера зубами этого щеночка. У любого другого Охотника от шрамов давно бы не осталось и следа. Но Зарек исцелялся медленнее прочих: его раны будут заживать еще несколько дней.
Как и дыра в спине.
Вздохнув, он открыл холодильник, достал оттуда пакет апельсинового сока. Снял крышечку и уже поднес его к губам, как вдруг вспомнил, что он вообще-то находится в чужом доме.
«Что за ерунда! Пей спокойно, она все равно не увидит!» Но какая-то часть его разума возражала: нет, так не годится.
Зарек достал из кухонного шкафа стакан, налил себе сока и начал пить не торопясь, мелкими глотками.
Астрид слышала, что Зарек еще на кухне, — но передвигался он так тихо, что ей приходилось напряженно прислушиваться, пытаясь понять, что он делает.
Вытянув перед собой руку, она двинулась в сторону раковины.
Есть хочешь?
В этот миг рука ее наткнулась на что-то теплое.
На горячее, гладкое, мускулистое мужское бедро.
Манящее. Влекущее. Полное соблазна.
Пораженная этим неожиданным ощущением, она удивленно провела рукой по его телу — и сообразила, что Зарек стоит перед ней в чем мать родила.
Совершенно голый мужчина. У нее на кухне.
Сердце ее отчаянно забилось.
Он отодвинулся.
Не трогай меня!
Она вздрогнула, ясно расслышав в его голосе гнев.
А где твоя одежда?
Я не сплю в штанах.
Рука ее еще горела от прикосновения к его телу.
Знаешь, мог бы надеть штаны, перед тем как выйти на кухню!
Зачем? Ты же все равно меня не увидишь.
Она-то не увидит, а вот Саша...
Дорогой мой Прекрасный Принц, поверь, нет нужды напоминать мне о моем дефекте. Я прекрасно помню, что слепа.
Считай, тебе повезло.
Почему?
Невелико удовольствие — смотреть на меня.
Эти слова ее ошарашили. Даже не сами слова, а простота и искренность, с которыми они прозвучали. Что он такое говорит?! Тот человек, которого она видела глазами Саши, не просто хорош собой — он великолепен!
Никогда в жизни она не видела такой мужественной красоты!
Но тут же она вспомнила его сон. Вспомнила, каким видели его люди когда-то.
Быть может, он по-прежнему чувствует себя жалким уродом, вызывающим омерзение? Презренным существом, на которое смотрят лишь для того, чтобы обругать его или пнуть?
К ее глазам вдруг подступили слезы.
Почему-то я в этом сомневаюсь, — прошептала она сквозь непрошеный комок в горле.
И напрасно!
Широкими сердитыми шагами он прошел мимо нее и захлопнул за собой дверь.
Астрид стояла посреди кухни, размышляя о том, что делать дальше.
Теперь она понимала, что с ним происходит. Понимала его грубость, озлобленность, недоверие к ней.
Его бесконечное одиночество.
Но нет, поправила она себя. На самом деле она его не понимает — и никогда не поймет.