— Прошу прощения за то, что перебиваю, — вмешалась Амелия.
Простить? Да Спенсер готов был благодарить ее за это до конца дня. Он давно уже хотел сменить тему.
— Ваше имя сразу показалось мне знакомым, — продолжала между тем Амелия. — А когда вы упомянули о своем чине… Вы, случайно, не подполковник Сент-Мор?
— Он самый. И я знал вашего брата.
— Я так и думала. Он писал о вас в своих письмах и всегда рассказывал о вашей храбрости. Вы были… — ее голос сорвался, — вы были с ним под Ватерлоо?
— Только не в конце сражения. Он служил в другом батальоне. Могу вам сказать, что он был славным человеком и прекрасным офицером. Его обожали подчиненные и уважали командиры. Это большая честь для семьи и страны.
— Благодарю вас.
Леди Амелия, казалось, была удовлетворена этими словами, но Спенсеру они показались банальными и неубедительными. Какими-то заученными. Словно Эшуорту уже доводилось повторять их много раз. Наверное, этим объяснялась торжественная серьезность в его манере общения, коей не наблюдалось раньше. Спенсер его таким не помнил.
Впрочем, они редко разговаривали, учась в Итоне. Трудно поддерживать беседу, колотя друг друга.
— Где его тело? — неожиданно спросила леди Амелия. — Я имею в виду Лео.
— У меня дома, — ответил Беллами. — Мои люди приглядывают за ним до тех пор, пока не приедет гробовщик.
— Лили захочет его увидеть.
— Нет, миледи. Не захочет.
— Захочет, уверяю вас. И не важно, насколько сильно он изувечен. Я… — Голос Амелии снова сорвался. — Я бы дорого отдала за то, чтобы в последний раз увидеть Хью. Тогда мне было бы легче принять его смерть.
В этот самый момент Спенсер очень явственно ощутил присутствие леди Амелии д’Орси. Четверка вороных резко свернула за угол, экипаж накренился, и девушка прижалась к нему. Мягкая, теплая. Исходивший от нее аромат лаванды стал гуще, чем прежде. Она отстранилась, а на обнаженную кожу руки Спенсера над перчаткой упала капля. Леди Амелия плакала.
Плакала в абсолютной тишине. Слишком гордая, чтобы попросить назад носовой платок, который сама же отдала ему в саду. Рука Спенсера помимо его воли потянулась к карману, где прятался клочок батиста с вышитым на нем веселым орнаментом. Амелия сама была виновата в том, что осталась без платка, хотя он вовсе не требовался Спенсеру. И все же он упрямо не желал возвращать его.
— Стало быть, решено, — подвел итог Беллами. — На Лили женится Морленд.
— Я отказываюсь, — произнес Спенсер.
— Вы не можете отказаться.
— Только что сделал это.
Беллами подался вперед.
— Но ведь это прописано в уставе клуба. Как вы уже слышали, ни я, ни Эшуорт не подходим на роль мужа Лили. И если бы в последние несколько недель вы не сократили количество членов клуба до минимума, сейчас на руку Лили нашелся бы другой кандидат. Теперь вы представляете собой семь десятых клуба, и ответственность легла на ваши плечи.
— Не понимаю, — вновь перебила Беллами леди Амелия. — Как один человек может быть семью десятыми?
— Все дело в жетонах, миледи, — пояснил Беллами. — Видите ли, несколько лет назад Лео купил выдающегося жеребца. Осирис считался лучшим на скачках. Теперь он слишком стар, чтобы принимать участие в состязаниях, однако все еще очень ценен в качестве производителя. Многие джентльмены просили у Лео позволения привезти к Осирису своих кобыл, и Лео организовал клуб. Исключительно ради забавы. Если вы знали Лео, то должны помнить, как он любил хорошую шутку.
— О да, — ответила Амелия. — Будучи детьми, они с моим братом оторвали язык у церковного колокола, чтобы его звон не мешал им спать по воскресеньям.
Беллами улыбнулся:
— Да, это очень похоже на Лео. О каком из ваших братьев вы сейчас упомянули? О лорде Бьювеле? Или Джеке? — Амелия сразу не ответила, и на лице Беллами отразилось сожаление. — О… Господи, простите меня. Это ведь не тот, что погиб в Бельгии?
— Нет, я говорила не о Хью. И ни об одном из тех, что вы назвали. В шалости участвовал еще один мой брат — Майкл. Он сейчас служит на флоте.
— Ну и ну. И сколько же вас всего? — Задав этот вопрос, Спенсер тотчас же пожалел о нем. Что это на него нашло? Какое ему дело до семьи леди Амелии?
Чем дольше леди Амелия молчала, тем сильнее корил себя Спенсер: «Скверно, Морленд. Очень скверно». Он ведь умел вести вежливую беседу. Правда, не всегда. Во время бала, например, ему это не удалось. Да и после него тоже.