Он ворвался в квартиру пасмурный что осеннее небо. Скинул ботинки и даже не поцеловал Сашу. Он пах разочарованием. И дыхание, пропитанное электрическими разрядами, не сулило хорошего.
— Всё в порядке? — Саша прильнула к родному телу всей собой.
— Аленка залетела от Серого.
Никита скорчился, точно съел целый лимон.
— Кошмар какой! — воскликнула Саша. — Что они будут делать?
Она неплохо общалась с Аленой, рыжеволосой непоседой, которая с ума сходила от своего парня. Саша завидовала её легкости, умению перевести любой разговор в шутку; но при этом в Алене был стержень. Самая неунывающая, но и самая серьезная из всех.
— Что-что, — Никита криво ухмыльнулся. — Аборт.
Он прошел в кухню, равнодушно глянул на торт. Российское шампанское, самое невкусное на свете, разлил по бокалам и осушил свой одним махом. У Саши во рту пересохло.
— Кстати, а ты… — внезапно Никита обернулся к ней.
— Что — я? — Саша глянула в любимые серые глаза.
— Когда у тебя были месячные? — прямо спросил он с несвойственной жесткостью.
Как когда, вроде две или три недели назад? Саша посчитала про себя, выходило больше месяца. Внутренности сдавило, желудок перекрутился.
— Но мы же предохранялись, — с сомнением сказала она.
— Они — тоже. Немедленно делай тест, — потребовал Никита. — Я куплю.
Он обулся и вылетел из квартиры пулей, бросив Сашу наедине со своими мыслями. Та встревоженно крутила ободок золотого колечка, единственного украшения на её теле.
А если окажется, что она тоже… залетела? Слово-то какое мерзопакостное, от него разило чем-то грязным, вонючим. Похотью и ошибкой. Останется ли Никита с Сашей или заставит её идти на аборт? Или и вовсе тут же распрощается, мол, их дорожки разошлись, дальше — сугубо её трудности?
Нет, если Саша беременна — она не позволит убить ребенка. Их с Никитой, самого драгоценного во всем мире. Бабушка поймет, они выкарабкаются, а Никита никуда не уйдет. Он ведь её любит так же безумно, как и она его! Саша видела передачи по телевизору: кто-то и в двенадцать преспокойно рожает. Главное — взаимопонимание и любовь, а уж и того, и другого у них с Никитой хоть отбавляй.
Тест показал одну розоватую полоску. Никита успокоился, стал прежним, заботливым и ласковым. Он целовал Сашу в живот и твердил:
— Не нужно нам никаких ошибок, правильно, птичка?
Саша заливалась счастливым смехом. Никита смешно щекотал носом бока. Разглядывал кружевное белье, восхищенно цокая, называл самой-самой. Годовщина удалась!
Тест она выбросила в мусорное ведро и думать о нем забыла. Ровно до того момента, как в спальню, уже ночью, не ворвалась бабушка. Без предупреждения включила свет, ослепив засыпающую Сашу. Та вскочила от неожиданности.
— Что это такое?! — Бабушка помахала перед Сашей чем-то тонким.
Саша прищурилась. Тест!
— Я… мы… — она затряслась.
Из глаз бабушки вылетали молнии, она, обычно собранная и спокойная, схватила внучку за руку и вытолкнула из кровати. Заставила показать руки и ноги — на следы уколов. Осмотрела и ощупала всю. Саше было гадко до одури, но она не могла сдвинуться с места.
— Если ты спишь с кем попало, то, вполне возможно, и колешься. Дурная кровь, вся в отца с матерью!
— Я не сплю с кем попало, — всхлипывая, убеждала Саша. — Мы с Никитой любим друг друга.
Бабушка бессильно упала лицом в ладони. Её сухенькие старческие плечи вздрагивали, пока она беззвучно рыдала.
— Это я виновата. Всё деньги добываю, чтобы моя неблагодарная внучка с голоду не померла, а ты во все тяжкие пускаешься. Господи, за что же старухе такая ноша да на старости лет?... — бабушка замолчала. — Мне твой Никита категорически неприятен, — объявила ледяным тоном, уже направляясь к двери. — Отныне ты с ним не общаешься, иначе придется тебя наказать.
— Как? — зачем-то уточнила Саша.
— Мы с тобой переедем в другой город. Никаких прежних друзей, никакой гимнастики, никакого Никиты. Пока же ты под домашним арестом.
Щелчок выключателем, и комнату накрыла кромешная тьма. Бабушка хлопнула дверью. Саша осталась в полной тишине наедине сама с собой. Лунный лучик скользнул сквозь окно и погладил её по вздрагивающим плечам.
16.
Саша качалась на качелях. Те заунывно скрипели в такт накрапывающему дождю. Не ливню, но мороси, летящей в лицо колючими брызгами. Настроение было паршивое — до слез. Никита сидел, свесив ноги в кроссовках, на перекладине турника. Серый передал ему бутылку дешевого вина, тот смачно отхлебнул.